Наталья Султан-Гирей - Рубикон

— Наглая тварь! — завопила Фульвия. — Он не имеет права на это имя!

— Цезарион имеет, конечно, больше прав на престол, — как бы взвешивая, произнес Марк Антоний. — Но престола еще нет.

— Клеопатра доверяет тебе во всем. Ты будешь править от имени юного царя, — сказал Люций, глядя в упор на брата.

Марк Антоний медленно обвел взглядом своих домочадцев. Он предпочел бы лучше опекать Октавиана, чем Цезариона, но раз маленький шакал кусает руку, протянутую для ласки, пора подумать о себе.

— Во всяком случае, договор с Египтом будет храниться в тайне, иначе я навсегда потеряю любовь квиритов. О, великие боги! Я должен начать борьбу за дело Цезаря с тем, кого Цезарь любил сильней всех на этой земле! И я беру с вас клятву — и ты, брат мой Люций, и ты, супруга моя Фульвия, клянитесь Гекатой, трижды священной богиней смерти, любви и рождения: кровь этого ребенка не будет пролита! Я возьму его в плен, заставлю отречься от честолюбивых надежд, но жизнь сохраню!

Октавиан, стоя на лесенке, перебирал рукописи. У Марцелла небогатая библиотека, но кое–что есть. В Путеолы надо взять самое любимое. Как же он там будет одинок!

Для всех его поездка на юг — визит любящего и почтительного сына к матери: Марцелл и сестра рады избавиться от него.

Слишком уж великую ответственность История возложила на плечи этих добрых, но чересчур ограниченных существ...

Внезапно почувствовав, что он не один, Октавиан оглянулся. В дверях, весь в пыли, вертя в руках хлыст, стоял Агриппа.

— Привез новости!

— Хорошие или плохие?

— Очень хорошо, что мы знаем эту новость, но сама новость плохая.

Агриппа сжато доложил о тайном совещании в доме Антониев. Ему известно все от декуриона Сильвия. У Сильвия родственник жены, пленный галл, работает на кухне Антония. Декурион часто ходит туда подкормиться.

— Я представил его к награде и отчислил из войска.

— Зачем?

— Второй консул будет вербовать солдат. Сильвий запишется в его легионы. На помощь Сильвию я повелел еще некоторым ветеранам проникнуть в когорты Антония.

Октавиан грустно покачал головой.

— Я всегда боялся Египта. У них деньги, пшеница, ключи от моря. Отрезанная Италия не прокормит себя.

— Не робей, друг. Они погубят себя жестокостью!

Агриппа рассказал, что в Брундизий прибыли из Македонии четыре легиона, галльская и фракийская конница. Антоний выступил перед солдатами. Обещал им деньги, если они изменят сыну Цезаря и перейдут к нему. Однако ветераны хранили молчание. Многие центурионы встретили второго консула насмешками. Тогда Фульвия приказала схватить наиболее преданных Октавиану. Триста центурионов и несколько сотен легионеров были казнены по воле злой, порочной женщины. Народ римский и его армия не забудут невинно пролитую кровь.

В кварталах, населенных беднотой, Марий Цетег, Сильвий да и сам Агриппа на всех перекрестках, у водопроводов, в банях и кабачках терпеливо разъясняли: на Антония надеяться нечего! Он продал дело Цезаря и хлопочет о короне. Одна опора у бедного люда — божественное Дитя. Оно невинно и не обрызгано кровью народа, как консул, проливший кровь бедняков в угоду ростовщикам и патрициям.

— Недаром сказано, — значительно прибавлял Сильвий, — родится царь–избавитель в нищете и унижениях, но возвеличится волей народной. Бамбино родился в доме плебея, и этим корят его надменные враги. Патриции убили Цезаря и погубят его дитя, если вы не заступитесь...

Популярность Октавиана росла.

— Вот видишь, — закончил Агриппа, — за Антония чужой Египет, а за нас родная Италия! Мы обязательно победим! Ты понимаешь, какая сила народ? Простой, бесхитростный, он храбр, верен и мудр!

— Как ты, — улыбнулся Октавиан, — поэтому тебя нельзя не любить!

— Любишь ластиться. — Агриппа вздохнул и польщено хмыкнул. — Эх ты, кошка!

Сидя в саду за чарочкой, Октавиан терпеливо выслушивал жалобы отчима. В душе он осуждал мать. Из–за такого глупого чувства, как эта любовь, племянница Цезаря дважды уже запятнала фамильную честь Юлиев. По ее милости он плебей Октавий, а мог бы родиться патрицием и вести свой род от Ромула, носить имя Валерия или даже Фабия. Тогда бы Сенат больше считался с его правами.

В глубине аллеи показалась Атия. Расплывшаяся, с неестественно черными тусклыми волосами, она была малопривлекательна. Почтенная матрона еще издали выразила удивление, что мужчины так рано встали и ее супруг уже за чарочкой.

— Скоро полдень, мама, — ласково возразил Октавиан, целуя ей руки. Что бы он ни думал про себя, он старался держаться как примерный сын. Недоставало еще посвящать чужих в семейные дрязги Юлиев.

Атия опустилась на скамью.

— Подумать только, ты уже вырос... Пора позаботиться о невесте.

— Воспитанница Цицерона очень мила, — небрежно вставил Филипп. — Между прочим, дружить выгодней со слабым. Цицерон сейчас слабей Антония, он с радостью примет дружбу. В этом союзе ты будешь всадником, а он лошадью. Антоний же сделает из тебя свое оружие.

Октавиан с почтительным изумлением взглянул на отчима. "Не такое уж ничтожество этот щеголь, если сумел прочитать тайные мысли императора". С некоторых пор Октавиан думал о себе всегда в третьем лице и с упоением повторял: "Император!"

После обеда пришли Лелия. Она не знала о приезде гостя и с разбегу остановилась у земляничного дерева, покрытого крупными розовыми цветами.

Октавиан качался в гамаке. Откинувшись на подушки, он увидел похорошевшее от радостного волнения лицо девушки.

Лелия только что выкупалась. Черные блестящие пряди свободно падали по плечам. Платье, еще влажное, плотно облегало грудь и стан. Подол был мокр, к нему прилипли какие—то травы. В руках она держала большой лист. На нем алели ягоды.

— Подойди, дриада. — Октавиан улыбнулся. — Не бойся, я не фавн.

Лелия подошла и, сунув ему в руки лист с ягодами, слегка качнула гамак.

— Хорошо, что ты приехал. Я зимой часто навещала твою матушку и мы постоянно говорили о тебе.

Она избегала говорить о его горе, и Октавиан был благодарен. Расспросы чужих людей, их праздное любопытство там, где душа истекает кровью, слишком болезненны. А Лелия держала себя так, точно они вчера расстались и иды марта были лишь пригрезившимся кошмаром.

Девушка качнула гамак сильней. Октавиан засмеялся:

— Я просыплю твои ягоды.

Она высыпала землянику на ладонь и шутя принялась кормить его с руки.

— Ты совсем не вырос.

— На три пальца вырос.

— Неправда. — Лелия с силой раскачала гамак.

Октавиан прикрыл глаза. Гамак взлетал и падал. У юноши начала кружиться голова.

— Хватит. — Он вскочил и, чтобы удержать равновесие, невольно схватил Лелию за руку.