Филипп Боносский - Долина в огне

Тогда отец Дар взобрался на скамью, которую сколотил отец Бенедикта, и крикнул:

— Замолчите-ка все! Тихо!

Ему пришлось прокричать это несколько раз, да еще прибавить какие-то смешные словацкие ругательства, вызвавшие удивленный смех женщин. Наконец наступила тишина. Он простер над толпой руки.

— Ну, как? Все уже раскошелились? — вскричал он.

И мальчишки хором ответили:

— Не-ет!

— Деньги вашу пойдут на церковь, — продолжал отец Дар, — так что тратьте, тратьте все, что у вас есть! Бог вас не оставит... Перед вами разные кушанья и напитки... — Он умолк с невинным видом, и все понимающе захохотали. — Но, конечно, только не крепкие напитки, — добавил он. — Я хочу поблагодарить детей... — он остановился и строго посмотрел вниз, — за то, что они хорошо себя вели и слушались матерей. — Раздались выкрики шалунов, но отец Дар не обратил на это никакого внимания. — Я хочу поблагодарить отцов, которые смастерили столы и прилавки, и матерей, которые приготовили еду. Я рад, — громко провозгласил отец Дар, — что мы еще не разучились радоваться и веселиться даже перед лицом... всяких событий. Даже когда наши помыслы омрачены заботами. Но светлый день настанет! Будьте мужественны, не теряйте веры! Светлый день придет! Бог победит Маммону, ибо он сильнее! Бог вас не оставит, друзья мои! — Отец Дар остановился и вытер разгоряченный лоб, потом продолжал уже более спокойным тоном: — Этот пикник... этот праздник устроен по важному поводу: к нам приехал новый священник — мне в подмогу. Вы видели его в прошлое воскресенье. Сегодня мы пригласили его сюда. Он придет, он будет говорить с вами: откройте ему свои сердца! Он ваш пастырь: заботьтесь о нем, охраняйте его, будьте с ним ласковы. Помните — он молод; помните, что ему понадобится ваша помощь! — Отец Дар стукнул кулаком по открытой ладони. — Помогите ему! — крикнул он так громко, что на его голос отозвалось эхо. — Скажите ему, что бога можно найти и здесь. Да, здесь, в этой бедной долине, — среди вас, если поискать. Бог в ваших мозолистых руках; бог в вас самих. Он с вами, когда вы работаете у пылающих горнов, — а души ваши в руках господних!

Старый священник умолк. Голова его поникла, пряди волос свесились на лоб. Потом, устремив взор в толпу, он стал звать:

— Отец Брамбо! Где вы? Подите сюда, скажите несколько слов вашим прихожанам.

Он смотрел поверх голов, возвышаясь над всеми.

— Отец Брамбо!

Люди начали оборачиваться, искать глазами молодого священника. Бенедикт влез на стол и напряженно вглядывался в окружавшую их темноту. Ему показалось, что в проблеске света он видит, как кто-то быстро идет по склону холма, спешит прочь отсюда, и черные полы сутаны развеваются, подымая облако пыли.

Бенедикт не слушал больше отца Дара. Спрыгнув со стола, он поднял с земли затоптанный воротничок старого священника, сунул к себе в карман и стал проталкиваться сквозь толпу. На опушке леса он заметил Джоя, — тот растерянно стоял под дикой яблоней, а потом обошел ее в поисках исчезнувшего козленка. Бенедикт прошел стороной по тропинке вдоль заброшенных шахт, — глубокие шурфы угрожающе зияли у самых его ног. В кустах слышались шорохи, высоко над головой, выгнувшись, как арбузная корка, висел тоненький месяц. Мальчик уходил все дальше, музыка затихала вдали, и боль в его сердце тоже утихала. Неотступно стоявшее перед ним бледное лицо отца Брамбо растаяло в темноте, словно последняя вспышка церковной свечи. Мимо него, задевая крыльями за ветви деревьев, неуклюже пролетела сова. Бенедикт достал из кармана воротничок отца Дара, стряхнул с него пыль и разгладил его...

В кухне горел свет, но дверь оказалась запертой. Отец сначала отодвинул занавеску и выглянул в окно, а потом уже отпер дверь.

— Иди наверх и сейчас же ложись спать! — приказал он.

За кухонным столом сидели в полутьме четверо мужчин. Фитиль керосиновой лампы был прикручен. На секунду мальчик остановился, глядя на них, но тут же опомнился и бросился наверх.

Джой уже давно блуждал в неведомой стране сновидений. Он то и дело ворочался с боку на бок и осипшим голосом спорил с кем-то. Бенедикт скользнул в теплую постель, поближе к худенькому тельцу брата, и заснул глубоким сном.

Вдруг его словно что-то ударило, он вскочил с кровати. Джой ахнул и тоже проснулся, вынырнув из сновидений, как перепуганный пловец из глубокой воды. В комнату вбежал отец.

— Ты чего кричишь? — спросил он.

Бенедикт уставился на него.

— Папа, — сказал он, — я знаю этого человека!

— Кого? — нетерпеливо воскликнул отец.

— Человека из тюрьмы!

Теперь отец посмотрел на него долгим взглядом.

— Спи, — сказал он Джою, легонько толкнув его на подушку, потом помолчал, задумчиво вздыхая. Когда же отец заговорил снова, в его голосе, хоть он и звучал мягко и даже ласково, слышались такие непреклонные нотки, что Бенедикту невольно припомнилось, как тяжела бывает отцовская рука.

— Слушай, Бенедикт, — сказал он. — Засыпай скорей и позабудь, кого ты видел на кухне. Спи. Понял?

Бенедикт снова улегся в постель.

— Ты понял, Бенедикт? — спросил отец.

— Да, папа, — сказал тот, отворачиваясь. — Я запомню, что ты сказал.

Глаза мальчика были широко раскрыты. Отец помедлил, словно хотел что-то прибавить, потом, сказав в последний раз «спи!», ушел. А когда стихли его шаги, Бенедикт прошептал в пустоту комнаты:

— Я видел вас, Добрик! — И темнота сомкнулась над ним, заглушая его голос.

При свете дня ночные события показались Бенедикту неправдоподобными.

Когда он вышел утром на кухню, мать, держа Рудольфа на коленях, «размешивала кашку» у него на ладошке и с лукавой улыбкой напевала песенку, а малыш восторженно улыбался, поеживаясь в сладком ожидании. Джой мечтательно смотрел на них.

Рудольф засмеялся, а мать начала с серьезным видом загибать ему пальчики:

Она сжала его мизинец, а потом пальцы ее быстро побежали вверх, к его подмышке, а он завизжал, захлебываясь от смеха. Джой, улыбаясь, держал малыша, а мать щекотала его и смеялась.

Бенедикт молча смотрел на веселые лица своих братьев и матери. Ему было жаль нарушить эту минуту.

Отец нагнулся над медным котлом, стоявшим на плите, — по длинной трубочке в бутылку стекали капли алкоголя. В кухне пахло жженым сахаром и суслом.

— Папа, — решился наконец Бенедикт, — мне нужны деньги.

— Закрой дверь, — сказал отец по-английски.

Бенедикт прикрыл дверь. С минуту он смотрел на отца, вспоминая, как накануне тот выглядывал в окно из-за занавески, потом отогнал это воспоминание.

— В церковной школе опять требуют плату за обучение, — упрямо продолжал Бенедикт. — Мы ведь не заплатили за прошлый год. Я имею в виду плату за Джоя, — добавил он.