Сьюзен Кинг - Кровавая королева

Я кивнула, чувствуя, что уже замечала все это во взрослом Макбете.

Катриона улыбнулась с непреодолимым очарованием. Мэв и Элла тоже улыбнулись, и лишь Биток продолжала сидеть с надутым видом. И я вдруг почувствовала себя одинокой и ненужной, словно Катриона имела больше прав находиться здесь, хоть я и была госпожой Элгина и Морея.

— Макбет никогда не станет королем, если только не начнет войну, — заметила Биток.

— Последнее слово всегда остается за оружием, — пожала плечами Катриона.

— Похоже, учения церкви о милосердии и нравственности отступают, когда мужчины начинают убивать собственную родню за земли и титулы, — промолвила Элла, и Биток кивнула.

— Мужчины относятся к жизни и смерти иначе, чем женщины, — заметила Катриона. — Нам суждено рожать, давать жизнь и утешение. Мы не можем отнять чужую жизнь, ибо знаем, чего она стоит.

И почему-то это невинное замечание вызвало у меня раздражение.

— Если бы мне надо было убить человека, чтобы спасти собственную жизнь или жизнь своего сына, я бы сделала это, не задумываясь, — заявила я.

— Ру умеет обращаться с оружием, — с гордым видом сообщила Биток.

— У госпожи Грюады более крепкий хребет, чем у меня, — ответила Катриона. — Я помогаю появиться на свет новой жизни. И душа у меня слишком нежна, чтобы уничтожать жизнь.

— Я не стремлюсь к уничтожению, — принялась оправдываться я. — Просто госпожа такой могущественной провинции должна обладать не только благонравием, но и воинственным духом. Я без колебаний надену доспехи и возьму в руки меч, если того потребуют общие интересы.

— Тебе никогда не понадобится это делать. Макбет — хороший мормаер, — сказала Катриона.

Я почувствовала непреодолимое желание возразить:

— Многие погибли, когда он возвращал себе эти земли.

— Он сказал мне, что у него не было другого выбора, — ответила Катриона. И все умолкли, переводя взгляды с меня на нее и обратно.

Он сказал ей? Я почувствовала укол ревности:

— Во время военных действий мужчины совершают такие поступки, которых никогда бы не совершили в мирное время, но и самим им приходится многое переносить. Да и вдовы в своем горе и лишениях становятся жертвами войн.

Катриона спокойно кивнула с непроницаемым видом:

— Я никого не винила, когда погиб мой муж. Ты должна запомнить, госпожа Грюада, такова женская участь — один муж воин погибает, другой приходит на его место. Мы обязаны принимать это и поддерживать своих мужей. Мы — угли в очаге. А они — пламя.

— Я предпочитаю быть пламенем, а не углем, — огрызнулась я. Она улыбнулась, а я продолжила: — Не понимаю, как ты можешь с такой легкостью прощать неправедных убийц.

Она склонила голову и внимательно посмотрела на меня:

— А я не понимаю тебя.

Наверное, в тот момент мне следовало бы почувствовать присутствие змеи.

Через некоторое время Катриона с Анселаном в сопровождении телохранителей направилась в крепость, и я улыбнулась и помахала им рукой, хотя с большим удовольствием распрощалась бы с ней навсегда.

Я была очарована наступившим теплом и все большим количеством цветов, поэтому время от времени оставляла сына с кормилицей, которая уже перешла в его распоряжение, и отправлялась гулять по холмам с Биток и Эллой, как мы это делали в прежнее время. Обычно нас сопровождали восемь-десять мужчин, и мы не уходили от крепости дальше, чем на несколько лиг. Так приятно было бродить по залитым солнцем склонам, собирая цветы и травы! Биток давала нам поручения, и мы с радостью их выполняли.

Вскоре после своего приезда Биток обосновалась в небольшой пристройке рядом с кухнями, где хранились растения и травы. Я то и дело заставала ее там — она развешивала травы на просушку, обрезала стебли и цветы и смешивала их с разными маслами. Биток, много чего перенявшая у своей матери, теперь обучала меня, и мы расставляли на полках плетенной из тростника хижины горшочки и склянки с целебными настойками, мазями и отварами. Хохоча вместе с кузиной и вдыхая сладкие ароматы в этом уютном месте, я часто думала о своей матери Эльсе и надеялась, что она была бы довольна мной.

Лето принесло с собой жару, и порой за ужином я просто сидела и смотрела на Макбета, пока Дермот пел и играл на арфе. Когда мы встречались взглядами, я чувствовала, что он тоже ощущает искру, которая проскакивала между нами. Я мечтала о том, чтобы он пришел в мою спальню. И все же гордость не позволяла мне самой пригласить его. Это подорвало бы мой авторитет воительницы и лишило бы главного связующего начала моей личности — оставшись без надменной гордыни, я стала бы уязвимой, и все бы увидели мою ранимую душу.

Я должна быть сильной. Вот так.

Единственным священником в Элгине был сморщенный худой старик, которого в свое время заставили освящать мой брак с Макбетом. Мы видели его не слишком часто, так как он постоянно разъезжал по необъятным пространствам своего огромного прихода. Иногда мы ходили к мессе раз в несколько месяцев, а все остальное время были предоставлены сами себе, как это часто бывает в отдаленных уголках Шотландии, и сами обращались к Господу. Однако мы делали все возможное для спасения своих душ.

Думаю, самой набожной из нас была Мэв. По утрам и вечерам она ходила молиться в часовню, да и в течение дня зачастую останавливалась и начинала что-то бормотать себе под нос. Она постоянно носила с собой Евангелие, гагатовый крест и четки. У меня тоже были Евангелие и псалтырь, и хотя я не относила себя к числу сильно верующих людей, все же находила успокоение в тихой молитве. Однако обычно я была слишком обременена домашними хлопотами и заботой о сыне. Лулах был моим светочем, поэтому я предоставляла остальным размышлять о свете мира и никогда не испытывала нужды в священниках, наставлениях и Господе.

Элгинская часовня славилась своей ракой, в которой хранился палец ноги пиктского святого. Причем относились к нему с таким благоговением, словно это был палец самого Иисуса Христа. Он хранился в медном ковчеге, обитом серебром, и мормаер Морея всегда брал эту реликвию с собой, когда отправлялся на выездные суды или собирался на войну. Даже крохотная частица тела святого могла обеспечить удачу и благословение тому, кто имел ее при себе.

В нескольких лигах от Элгина располагались большая церковь и кельтский монастырь. Время от времени разгоралась дискуссия о необходимости придания им статуса епископата с целью повышения значения Морея. Будучи мормаером, Макбет сам мог назначить епископа. И священники, знавшие о его родственных связях с королем, соперничали за его внимание, так что мы получали меха, вина и другие дары, к тому же они служили мессы от его имени, чтобы обеспечить его душе наилучшее положение после смерти.