Лютер Блиссет - Кью

Но долгие годы, проведенные на службе Вашей Милости, учат меня не трубить победу до тех пор, пока враг полностью не разбит. Реджинальд Пол остается фаворитом императора, человеком, на которого Габсбург возлагает надежды изменить отношение к протестантам, и нет сомнения, что он продолжит свои интриги, обеспечив англичанину и карьеру и славу.

По этой же причине запрещение «Благодеяния Христа» святыми отцами, участниками Собора, даст Вашей Милости дополнительное оружие, которое можно использовать против тайной деятельности спиритуалистов и симпатизирующих Кальвину на папских землях. Намерение, о котором Ваша Милость объявили мне, — выработать членами «воинства Иисусова» из конгрегации «Святой службы» Индекс запрещенных книг — приобретает в данный момент необычайную значимость. Опасная книжонка Бенедетто из Мантуи продолжает распространяться из рук в руки и заражать умы, уже предрасположенные к ереси, настолько провоцируя дальнейшее развитие событий, что теперь просто владение этой книжонкой может быть использовано для выявления симпатизирующих Полу и привлечения их к суду по обвинению в ереси. Я уже могу сообщить инквизиции многие имена.

Но довольно об этом. Сегодня, наверное, стоит не наслаждаться плодами сиюминутных побед, а оценить, что необходимо сделать, когда энтузиазм пройдет, и сделать все необходимое.

Надеясь на благосклонность Вашей Милости, в ожидании дальнейших указаний целую руки.

Q.Из Болоньи, дня 27 июля года 1546.

Лютер мертв.

Реджинальд Пол бежал из Тренто, разбитый в пух и прах.

Император разродился указом.

Витербоский круг и все скрытые лютеране затаились.

«Благодеяние» запрещено.

Старость, возможно, единственная причина, побуждающая меня к написанию этих строк, которые никогда не будут прочитаны. Безумие.

Я перечисляю имена и места. Кардинал Мороне из Модены, Гонзага из Мантуи, Джиберти из Вероны, Соранцо из Бергамо, Кортезе. Некоторые сомнения еще остаются по поводу Червини и дель Монте. Оба друзья Пола, но двое последних — слишком робкие и незначительные людишки.

Его Святейшество Павел III выбирает членов Святой коллегии, чтобы они уравновешивали друг друга: на одного ревностного — одного спиритуалиста, на каждого фанатика — умеренного. Этой политике равновесия суждена недолгая жизнь: уже вскоре счеты будут сведены. Павел III Фарнезе — старый человек, склонный к манипуляциям, сторонник семейственности, со множеством незаконнорожденных сыновей, которых он облачил властью и устроил на высокие посты. Последний Папа умирающей эпохи, который изо всех сил цепляется за престол и свои смехотворные делишки. Он не понимает, что его время уже кончилось. И здесь, и в северных землях идет в наступление новое воинство: святоши из сторонников Кальвина, торговцы, ревностные, непреклонные, преданные защитники реформированной ьеры и своего воистину страшного Бога, люди из инквизиции, фанатики, занятые своими обязанностями мелочного и убогого полицейского ремесла, придирчиво собирающие информацию, слухи, доносы.

Игнасио Лойола и его орден «воинства Божьего», рота Иисуса, Гисльери и новые доминиканцы; а за всеми ними Джампьетро Караффа, человек будущего, семидесятилетний, неподкупный и непреклонный лидер духовной войны, битвы за власть над душами людей.

А я сам посредине. Я тоже плачу дань времени, событиям, которые мне довелось пережить. Лютер, Мюнцер, Матис. Я сожалею не о врагах, павших на поле боя, а о людях, которыми они были, о себе самом, которым я был тогда. Сегодня передо мной отступил Пол, человек высокоинтеллектуальный, который искренне верит, что Богу надо служить честно. Он и его друзья не знают, что такое истинная вера, им никогда не приходилось жертвовать людьми, стоящими на их пути, или жертвовать собой, уничтожая других, — это убийство, да, уничтожение и предательство веры. Мюнцер, анабаптисты и бог его знает сколько всех остальных. Какое проклятие — истинная вера, и сколько невинности было похоронено во всем этом безумии. Сколько утрачено. Но гораздо хуже высокомерие откровенной невинности, которая скрывается за чрезмерной самонадеянностью, за честностью. Это касается и судьбы Томаса Мора, и Эразма, и Реджинальда Пола. Безумцы, идиоты, готовые умереть из-за своей неспособности понять природу власти: либо служить ей, либо бороться с ней.

Ты старше меня, ты паришь в каких-то мечтах, настолько же далеких от папского престола, как и от грязи оборванцев.

Ты мне отвратителен, меня тошнит от тебя, хотелось бы мне иметь свою прежнюю терпимость, но я заблудился, потерялся где-то на дороге, которая привела меня сюда. Годы не укрепили моего духа, они лишь ослабили его. Страшно, когда кончаешь тем, что смотришь в глаза врагов, заглядывая внутрь, чтобы увидеть пустоту, полное отсутствие разума, и ловишь себя на том, что готов простить глупость.

Посередине… И пока твои глаза еще на что-то годятся, пока кто-то не понял, что вера уже давно покинула тебя, только когда ты пьян, ты, как старый палач, отваживаешься с силой опустить на чью-то шею свой острый топор, невидимый в тумане.

Коротышка итальянец крепко сжимает меня в дружеских объятиях.

— Друг мой, мне удалось провернуть замечательнейшее дело. Милан — неисчерпаемый рынок, уверяю тебя, где множество немцев, таких же, как и ты… А еще там полно испанцев, швейцарцев, французов. И сами миланцы — прекрасные читатели, народ, который может оценить выдающееся произведение: мне удалось продать почти три сотни копий «Благодеяния», и еще сотню я оставил своему другу, книготорговцу, который обещал мне продать их в ближайшее время.

Единственный способ заткнуть его — взять за плечи и заставить сесть. Он замолкает, ловит мой красноречивый взгляд и кривит рот.

— Что случилось? — Тон человека, ожидающего катастрофы.

Я сажусь напротив него и прошу одну из девочек принести мне что-нибудь выпить.

Взрыв кашля.

— Послушай, Пьетро, произошло несколько событий. И далеко не все столь уж трагичны.

Он поднимает глаза к потолку:

— Я этого ожидал, я знал это, мне нельзя было уезжать…

— Дай мне договорить. Ты знаешь о запрещении книги Собором?

Он кивает:

— Конечно, нам придется стать более осторожными, но мы же этого ожидали, разве нет? И в чем проблема? Мы будем продавать ее по цене, вдвое превышающей нынешнюю, и мы продадим во много раз больше.

— Ты можешь помолчать хотя бы минуту?!

Он складывает ручонки на груди и прищуривает глазки.

— Пообещай, что не будешь прерывать меня.

— Хорошо, говори.

— Биндони заявил, что выходит из дела.