Идрис Базоркин - Из тьмы веков

Багратион говорил так, будто Романовский слышал его. Он терпеть не мог, когда кто-то поучал, а тем более, что Романовский был всего лишь генерал-майором.

Видимо, и Романовскому не понравился текст Багратиона, и, заканчивая беседу, которая, по существу, не привела ни к чему, он передал:

— Слушаюсь, понимаю. Держите самую тесную связь с генералом Крымовым. Если я больше не нужен, то до свидания. — И Могилев умолк.

Это означало: «Не суйтесь в Ставку. У вас есть свое непосредственное начальство…» Багратион был вне себя. Он сознавал всю ответственность, которая ложилась на него в связи с его причастием к мятежу, знал, какая роль в захвате города отводилась его войскам, и тем обиднее был ему завуалированный выговор и вежливый отказ продолжать разговор генерал-квартирмейстера Ставки.

Он устыдился своей напыщенной тирады в адрес Корнилова. Обидно было за себя. Ведь он рисковал и репутацией, и положением, и честью во имя этих штабных политиканов! А они в ожидании того, когда он добудет для них каштаны из Зимнего дворца, не желают даже разговаривать… Но отступать было поздно. Князь вышел на свежий воздух, простился с Гагариным и сел в автомобиль.

Приехав в имение, он отказался от ужина, выпил снотворное и лег, приказав не будить без крайней необходимости.

Но выспаться и на этот раз не удалось. В шесть утра доложили, что звонит генерал Краснов.

Багратион подошел к телефону.

Краснов говорил, что он здесь проездом и хотел бы встретиться для служебного разговора.

Багратион послал за ним автомобиль.

Снова пришел пакет из корпуса и несколько донесений о продвижении полков дивизии к Вырице.

К тому времени, как генерал ознакомился с бумагами, приехал Краснов.

Багратион со всем радушием принял нового корпусного прямо в столовой, отделанной дубом и украшенной оленьими рогами и натюрмортами.

Стол был сервирован на двоих. Между блюд с холодными закусками стояли бутылки ликера, коньяка, графинчик с водкой и простой глиняный кувшин.

— Неплохо, неплохо, князь! — воскликнул Краснов, усаживаясь в предложенное хозяином кресло. — Совсем как в мирное время! Только дам не хватает!

— Что прикажет любезный Петр Николаевич, так сказать, для разгона? Шартрез француский. Коньячок из Шаранта. Русская… А здесь — подарок моих дагестанцев: домашняя абрикосовая водка, или арак! Я, откровенно говоря, последнее время предпочитаю ее. Есть в ней что-то освежающее, прекрасный букет! И пьется легко, хотя градус — дай те, господи! Горит. Попробуем?

Пили генералы арак. Воздали должное коньячку. А как внесли жареного поросенка с кашей и блюдо перепелов, перешли на русскую. В конце завтрака гость долго смаковал турецкий кофе.

— Я ведь начинал войну в Третьей бригаде вашей дивизии, — говорил он Багратиону, протягивая денщику на чай ленточку керенок. — И не могу отделаться от обычая кавказцев благодарить «искусные руки, накормившие нас!» — так кажется?

Они вышли на веранду, сели в уютные кресла.

Отсюда открывался вид на всю окрестность.

Ивовый кустарник, тронутый осенней желтизной, подступал к усадьбе. За ним, вправо и влево, стоял золотой березовый лес. А посередине широкой полосой до самого бледно-синего неба простирались уже кое-где побуревшие мокрые луга… Шелестя корой сосен, что росли у самой веранды, и раскачиваясь на шишках, резвились веселые синички.

— За три года войны мне не часто выпадали минуты такого благолепия! — первым нарушил тишину Краснов, вытирая платком мокрое лицо. — Хорошо! Ублажил ты меня, дорогой хозяин, знатно и нежданно. Все мне здесь по сердцу!.. Но чует оно, закрутятся нынче у нас с вами дела, да такие, что, может, еще ой как вспомнить придется этот добрый денечек!

Серьезные времена для нашей матушки России начинаются только теперь… И большие испытания для ее верных сынов!

— Коль уж о делах, так разрешите познакомить вас с только что полученным приказом, — сказал Багратион. — Вот приказ № 1 теперь уже главнокомандующего Отдельной Петроградской армией генерал-лейтенанта Крымова. Предписывает после захвата столицы объявить Петроград, Кронштадт, Петроградскую, Эстляндскую губернии и Финляндию на осадном положении. Тут же и подробный план действий войск в столице. А здесь мне вменяется подавлять вооруженной силой революционных рабочих и солдат Петрограда.

Краснов, зачесывая пятерней непокорно спадавший на брови чуб, углубился в чтение.

— Прекрасно! — с оттенком едва уловимой иронии воскликнул он наконец. И, посмотрев вокруг, словно желая убедиться, не слушает ли их кто-нибудь посторонний, негромко сказал: — Диспозиция, как говорится, идеальная! План города подробный. Когда вы его займете, каждая дивизия, каждый полк и сотня будут знать, где и что брать под охрану, кого и когда разоружить, кого разогнать…

И я усмотрел здесь только один изъян… В приказе ничего не сказано о том, с чем вас будут встречать… с музыкой или с боем… — Он натужно рассмеялся.

— Вот именно… — подхватил Багратион и закачал ногой, заложенной за ногу. — Слишком, слишком рано все предано гласности! Кто-то пренебрег элементарным правилом и первой гарантией успеха любой военной акции — внезапностью! И это мстит! Мы уже встречаем сопротивление!

— Вы совершенно правы, генерал! — согласился его собеседник. — А в наше время болтунов и анархистов это еще черт знает к чему может привести! Вот если бы вы сегодня стояли на окраине столицы, был бы совсем другой камуфлет!

Они помолчали, а потом Краснов снова заговорил очень серьезно и доверительно:

— Я только что оттуда… из Ставки. Внешне — полный порядок! Батальоны смерти, эскадроны гарцующих текинцев на прекрасных скакунах… Я не сомневаюсь: Лавр Георгиевич хороший военачальник. Я разговаривал с ним… Но для того чтобы в этой сложной ситуации, когда немцы одолевают нас и с фронта и с тыла, суметь взять в руки власть, одной, как говорится, солдатской смекалки маловато! Политики — это хитрый народ! Они ой как поднаторены в интригах да в махинациях! И за свое протертое министерское кресло любой из них не постесняется продать Россию! А в Ставке считают: раз Керенского в армии ненавидят, значит, защищать его некому; значит, наш поход — это просто так, увеселительная прогулка!

Но ведь Романовых тоже, наверно, не из любви к самодержавию защищали триста лет!

— Да. Это все не так просто, — глядя куда-то вдаль, откликнулся Багратион.

— Известно, например, — продолжал Краснов, — что в ваших полках не комплект, как говорится, офицеров. Ваши люди не знают, кто такой Крымов. А уссурийцы не знают меня… А ведь в таком деликатном деле, как переворот, простите меня, нужно взаимное доверие вожаков и масс! Тем более теперь, когда наши действия контролируют эти босяцкие Советы!