Андрэ Шварц-Барт - Последний из праведников

Затем, поддерживаемый единоверцами, прошел сквозь улюлюкающую толпу. Когда он добрался до дому, правый глаз его ободряюще улыбался. «Дело привычки, — сказал он жене, — а я вроде бы уже и привык». Но над щекой с отпечатками всей пятерни плакал левый глаз. И на следующую ночь старая кровь незаметно превратилась в воду. А еще через три недели, проявив непростительную слабость, он умер от стыда.

Рабби Матитьяху Леви, сын его, был столь поглощен математикой, астрономией и медициной, что самим евреям случалось подозревать его в союзе с сатаной. Ему свойственно было необычайное проворство во всем. В одном из своих повествований Иоханан Бен Хасдай сравнивает его с хорьком. Другие авторы поясняют это сравнение: он, казалось, каждую минуту готов обратиться в бегство.

Матитьяху занимался медициной в Тулузе, в Оше, в Жимоне, в Кастельсарразене, в Альби, в Гайаке, в Рабастенсе, в Верден-сюр-Гароне и разделил судьбу еврейских врачей своего времени. В Оше и Гайаке его обвинили в умерщвлении больных христиан, в Кастельсарразене приписывали заражение проказой, в Жимоне он отравлял колодцы, в Рабастенсе применял эликсир, настоенный на человеческой крови, а в Тулузе исцелял невидимой рукой сатаны. И, наконец, в Верден-сюр-Тирон занес чуму.

Своей жизнью он был обязан больным, которые предупреждали его об опасности, прятали, помогали скрыться.

Неоднократно повелевали ему прекратить занятия медициной, но он, говорит Бен Хасдай, но какой-то странной причине всегда раскрывал двери перед больным христианином. И уж какие только слухи не ходили о его смерти! И в Муассаке его бросили в еврейскую братскую могилу, и в Оше заживо сожгли на кладбище, и в Верден-сюр-Гароне растерзали на части — а грустный хорек всякий раз появлялся в той или другой синагоге. С того момента, когда, по совету своего духовника, король Карл VI издал эдикт об изгнании евреев из Франции, рабби Матитьяху Леви скрывался в окрестностях Байонны. Еще один шаг — и он очутился в Испании.

Там он и окончил свои дни в середине следующего столетия уже глубоким стариком. Его сожгли на огромном белом помосте-кемалеро, сооруженном инквизицией на площади в Севилье, где вперемежку с вязанками хвороста укладывали на вечный покой по триста евреев в день. Неизвестно даже, молился ли он под пытками. Поэтому после ничем не выдающейся жизни столь заурядная смерть заставила людей усомниться в том, что он был Праведником.

«Тем не менее, — пишет Бен Хасдай, — его должно причислить к знаменитому роду, ибо если зло всегда бросается в глаза, то столь же часто добро облачается в скромные одежды. К тому же, говорят, много было случаев, когда Праведники умирали неузнанными».

Сын его, Иоахим, наоборот, ярко проявлял свою принадлежность к роду Праведников. Уже к сорока годам он составил сборник духовных постановлений и дал поразительное описание трех основных каббалистических сфер: Любви, Разума и Сострадания. «Лицо его, — повествует предание, — казалось высеченным из лавы и базальта. В народе считают, что такие лица Бог создал по своему образу и подобию».

От преследований он был огражден своим высоким положением. Всегда сосредоточенный, исполненный благородства, он восседал среди учеников, приходивших к нему со всех концов Испании, и рассуждал с каждым из них о смерти. Во время одного из диспутов, ставшего впоследствии знаменитым, он пришел к заключению, что гонения в конечном счете приносят человеку высокую радость. А если так, само собой разумеется, что хороший еврей не страдает под пыткой. «Пусть его побивают каменьями или жгут на костре, погребают заживо или вздергивают на дыбу, он остается нечувствителен, и ни единый стон не срывается с его уст».

Но, пока знаменитый Праведник рассуждал. Бог руками монаха Торквемады подготовил эдикт об изгнании евреев из Испании на веки веков. Молнией рассек этот эдикт черное небо инквизиции, предначертав для многих евреев изгнание из самой жизни. К великому стыду своему, рабби Иоахим сумел добраться до Португалии, так и не подтвердив делом свое учение. Иоанн III милостиво предоставил изгнанникам убежище на восемь месяцев, потребовав умеренную мзду за въезд. Но семь месяцев спустя, по странной забывчивости, тот же монарх объявил, что готов даровать жизнь тем евреям, которые незамедлительно покинут его владения. За выезд тоже, разумеется, полагалась определенная мзда. У рабби Иоахима сбережений не было, и вместе с другими неимущими его продали в рабство. Жена была предназначена в гарем турецкого султана, а сын Хаим — Христу. И крестили его потом неоднократно по различным монастырям.

О кончине рабби нет точных сведений. В трогательной балладе рассказывается, как он попал в Китай, где его посадили на кол, но более осторожные авторы признаются в своем неведении. Они полагают, что он умер смертью, достойной его проповеди.

Мальчика Хаима постигла необычайная судьба. Воспитанный в монастыре и произведенный в священники, он тайно исповедовал иудаизм, хоть и носил сутану. В 1522 году за безупречное служение Христу высшие сановники, не догадываясь об истинном положении вещей, послали его в Рим в числе большой группы «священников из евреев», которым предстояло войти в папскую свиту. Он уехал, но вместо Рима очутился в Майнце, — одетый уже не в сутану и клобук, а в черный сюртук и колпак. Там его торжественно приняли евреи, уцелевшие после недавнего избиения.

Преследуемые и загнанные, точно звери, могли ли они не жаждать чуда! Давно уже потомки рабби Иом Това проникли за ограды всех гетто. От атлантических берегов до песков Аравии каждый год двадцатый день месяца сиван отмечался торжественным постом, и канторы пели молитву о прощении, написанную рабби Соломоном Бен Шимоном из Майнца:

Появление Хаима Леви из монастырских обителей показалось не меньшим чудом, чем вызволение Ионы из чрева кита: христианские пучины вернули Праведника!

Его благословили, сделали ему обрезание, окружили почетом. И зажил он безмятежной жизнью. Хроники обычно рисуют его высоким, сухопарым, сдержанным. Один из современников отмечает мимоходом его монотонную елейную речь и другие приметы священника. Спустя восемь лет после возвращения в еврейство он женился на некой Рахили Гершон, которая не замедлила принести ему наследника. А еще через несколько месяцев, выданный бывшим единоверцем, он был препровожден в Португалию. Там его вздернули на дыбу и по капле в день вливали свинец в рот, в уши, в глаза, в задний проход, пока, наконец, не сожгли.