Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

Антоний только рассмеялся.

Завоевание Иллирии заняло три года, причем первый из них — тот самый год, когда Антоний должен был стать старшим консулом, — оказался самым трудным, просто потому что понадобился год, чтобы понять, как лучше всего решить эту проблему. По своему обычаю Октавиан тщательно все продумал и разработал, как и должно быть, когда планируется военное предприятие. Гай Антистий Вет, губернатор Италийской Галлии на период кампании в Иллирии, должен был разобраться с беспокойными племенами, Живущими в долине салассов на северо-западной границе. Хотя они обитали во многих сотнях миль от Иллирии, Октавиан не хотел, чтобы часть Италийской Галлии была отдана на милость варварским племенам, а салассы все еще доставляли неприятности.

Сама кампания в Иллирии была поделена на три отдельных театра действий — один на море и два на суше.

Снова впавший в милость Менодор был назначен командовать флотом на Адриатике. Ему было поручено отвоевать острова вдоль побережья Истрии и Далмации и прогнать либурнийских пиратов с моря. Статилий Тавр командовал группой легатов, которые шли восточнее Аквилеи через перевал горы Окры к городу Эмона и затем к верховьям реки Сав. Здесь жили тавриски и их союзники, которые постоянно совершали набеги на Аквилею и Тергесту. Агриппа должен был войти юго-западнее Тергесты в земли далматов и в город Сения. Оттуда Октавиан возьмет командование на себя, повернет на восток, пересечет горы и спустится к реке Колапис. От реки он пойдет к Сисции, стоящей в месте слияния Колаписа и Сава. Это была самая дикая, малоизведанная местность.

Пропаганда началась задолго до начала кампании, ибо подчинение Иллирии было частью плана Октавиана показать народу Рима и Италии, что лишь он один заботится об их безопасности и благополучии. Когда Италийская Галлия будет освобождена от всякой внешней угрозы, все «бедро» италийского сапога, окруженное Альпами, окажется в такой же безопасности, как и «нога».

Оставив Мецената управлять Римом при полном бездействии консулов, Октавиан поплыл из Анконы к Тергесте и оттуда поехал по суше на соединение с легионами Агриппы как их номинальный командующий. Иллирия потрясла его. Хотя ему доводилось бывать в густых лесах, он чувствовал, что эти леса — влажные, мрачные, почти непроходимые — больше походили на лиственные заросли германских просторов, чем на то, что растет в Италии или в других цивилизованных землях. Неровная земля под кронами гигантских деревьев была лишена солнечного света, и там могли расти только папоротники и грибы. Люди охотились на оленей, медведей, волков, зубров, диких кошек, не только ради еды, но и для защиты своих жилищ. Лишь на немногих просеках они разрабатывали землю и выращивали просо и пшеницу-спельту — источник белого хлеба. Женщины держали немногочисленных кур, но в целом пища была однообразная и не особо питательная. Единственным центром торговли был Навпорт. Торговали медвежьими шкурами, мехом и золотым песком, который намывали в реках Коркор и Колапис.

Октавиан нашел Агриппу в Авендоне, городе, сдавшемся при виде легионов и ужасных осадных машин.

Авендону суждено было стать их последней мирной победой. Когда легионы начали переходить горный хребет Капелла, на их пути встал такой густой подлесок, что пришлось прорубать себе дорогу.

— Неудивительно, — сказал Октавиан Агриппе, — что страны, расположенные намного дальше от Италии, были укрощены, а Иллирия оставалась непокоренной. Я думаю, даже мой божественный отец побледнел бы при виде этого ужасного места. — Он вздрогнул. — Мы тоже идем — если можно употребить это слово, — рискуя подвергнуться нападению. Из-за подлеска невозможно увидеть ловушки, поджидающие нас.

— Правильно, — кивнул Агриппа и стал слушать, что посоветует Цезарь.

— Поможет, если мы пошлем несколько когорт по обе стороны нашей дороги? У них может появиться шанс заметить нападающих при пересечении просеки.

— Хорошая тактика, Цезарь, — сказал довольный Агриппа.

Октавиан усмехнулся.

— Думал, что я на это неспособен, да?

— Я никогда не недооценивал тебя, Цезарь. Ты полон сюрпризов.

Посланные вперед когорты обнаружили несколько ловушек. Терпон пал, впереди лежал Метул, самое большое поселение на этой территории, с хорошо укрепленной деревянной крепостью на вершине двухсотфутовой скалы. Население закрыло ворота и отказалось сдаться.

— Думаешь, ее можно взять? — спросил Агриппа Октавиана.

— Не уверен, но знаю, что ты сможешь.

— Не смогу, потому что меня здесь не будет. Тавр не знает, продолжать ли ему идти на восток или повернуть на север к Паннонии.

— Поскольку Рим нуждается в мире и на востоке, и на севере, Агриппа, тебе лучше пойти к нему на помощь. Но мне будет не хватать тебя!

Октавиан внимательно осмотрел местность и решил, что самое лучшее будет построить насыпь от долины до бревенчатых стен крепости на высоте двухсот футов. Легионеры быстро нарыли насыпь из земли вместе с камнями до нужной высоты. Но жители Метула, несколько лет назад захватившие у Авла Габиния осадные машины и механизмы, умело использовали их отличные пики и лопаты и сделали несколько подкопов под насыпью. В результате она рухнула. Октавиан восстановил насыпь, но не вплотную к утесу. Теперь она возвышалась отдельно и с каждой стороны была обнесена крепкими досками. Рядом с ней была нарыта вторая насыпь. Мастера на все руки, армейские механики начали строить деревянные леса между утесом и двумя насыпями. Когда леса достигли высоты стен, на них положили по два продольных моста с каждой насыпи до стен крепости. На каждый мост могли встать в ряд восемь человек, что позволяло сделать штурм массированным и эффективным.

Агриппа вернулся как раз вовремя, чтобы стать свидетелем атаки на стены Метула. Он внимательно осмотрел осадные работы.

— Аварик в миниатюре, и намного слабее, — сказал он.

Октавиан был обескуражен.

— Я сделал все неправильно? Это не то, что надо? О, Марк, не будем напрасно терять жизни! Если это неправильно, давай все снесем! Ты придумаешь что-нибудь получше.

— Нет-нет, все хорошо, — успокоил его Агриппа. — В Аварике стены были галльской кладки, и даже богу Юлию понадобился месяц, чтобы построить бревенчатую платформу. А для Метула достаточно и этой.

Для Октавиана многое зависело от этой иллирийской кампании помимо ее политического значения. Восемь лет прошло после Филипп, но, несмотря на кампанию против Секста Помпея, люди все еще верили в то, что он трус и боится встретиться лицом к лицу с врагом. Астма наконец прошла, и Октавиан считал, что в этой влажной атмосфере, когда кругом деревья, она вряд ли вернется. Он верил, что брак с Ливией Друзиллой вылечил его, ибо он помнил, как египетский врач его божественного отца, Хапд-эфане, говорил, что счастливая домашняя жизнь — самое лучшее лекарство.