Алла Панова - Миг власти московского князя

Воевода последовал за ним, довольный тем, как ловко князь вышел из непростой ситуации. А у посад­ника отлегло от сердца. Он глубоко вздохнул и поспе­шил вдогонку за гостями, по дороге бросив многозна­чительный взгляд в сторону застывшего с блаженной улыбкой на лице Мефодия Демидыча, мимо которого уже двигались, мерно покачиваясь в седлах, княжес­кие дружинники.

За воротами открылось перед князем, обширное пространство, занимаемое многочисленными построй­ками, среди которых высились купола двух церквей.

— Подале стоит церковь Усекновения главы Иоан­на Предтечи, а рядом с твоими, Михаил Ярославич, хо­ромами — церковь Спаса, — поспешил ответить посад­ник, предугадав возможный вопрос князя.

Княжеский двор со всех сторон был окружен высо­ким частоколом, за которым виднелась крытая тесом крыша. Въехав во двор, князь увидел большие палаты, к которым примыкали добротные клети, повалуши и сонники [16] …добротные клети, повалуши и сонники. — Клети представляли собой летние княжеские покои; повалуши или повалыши — жилые помещения, обычно не отапливае­мые, а также кладовые; сонники — летние спальни. . Чуть в стороне виднелись амбары, за ни­ми, за невысокой оградой открытый навес для лоша­дей и даже теплые конюшни. Толстые бревна, из кото­рых было сложено жилище князя Михаила, да и все остальные строения, еще не успели потемнеть от вре­мени и дождей и словно светились через легкое марево сыпавшей с неба мелкой снежной крупы.

Оглядевшись по сторонам, Михаил Ярославич ос­тался доволен: палаты с виду были не только крепки, но и красивы: остроконечную кровлю, нависавшую над крыльцом, держали граненые столбы, край кры­ши, застеленной лемехом [17] Лемех — деревянные пластины, которыми покрыва­лись крыши, обычно делались из осины. , украшали гребни с затей­ливо вырезанным узором, такой же узор красовался и на окаймлявших большие окна наличниках.

На некотором отдалении от палат растянулись не­сколько больших изб — жилище для дружинников. По расчетам князя, они могли вместить хоть и нема­лую часть прибывших с ним людей, но не всех.

«Остальных надо будет размещать, где придется, ну да это уж не моя забота, этим займутся сотники с во­еводой и посадник», — решил князь.

Отправляя в Москву гонца с наказом, он еще не знал, что, кроме одной его сотни и небольшого обоза, великий князь даст ему еще две. Они верой и правдой служили Ярославу Всеволодовичу, а теперь почему‑то пришлись не ко двору его брата.

Такое неожиданное увеличение своей рати обрадо­вало Михаила, тем более что он знал не только тех, кто возглавлял эти сотни, но и многих воинов. Однако те­перь, когда под его началом было в три раза больше лю­дей, появилась и новая забота: мысль о том, где их ус­троить, все‑таки не давала князю покоя. Он то и дело поглядывал в сторону гридницы, даже не отдавая себе в этом отчета.

— Обустроимся, — уверенно сказал Егор Тимофее­вич, перехватив озабоченный взгляд князя, — мы, чай, дома теперь. Мужики наши все мастеровитые. Не только мечом махать могут да головы врагам сру­бать, и не к одним лишь боевым топорам их руки привычны. Да и леса и земли вокруг хватает. Не успеешь оглянуться, как дружина и себе хоромы поставит.

— Правда твоя, — ответил князь, благодарно улыбнувшись воеводе.

В это время они достигли крыльца княжеских па­лат, у которого склонились в низком поклоне холопы, отправленные посадником в услужение Михаилу Ярославичу.

Князь спешился и поднялся по широкой лестнице на рундук, огороженный перилами с искусно вырезанны­ми балясинами. Оттуда, с высоты, он глянул на засне­женную площадь, истоптанную множеством ног, посмо­трел вдаль, туда, где за рекой, скованной льдом, лежали белые поля, а затем неспешным шагом направился к двери, ведущей к сеням. Она распахнулась перед ним, и князь, окруженный морозным воздухом, вступил в светлое натопленное помещение, прошел в простор­ную горницу, в углу которой высилась украшенная при­чудливо расписанными изразцами печь, миновал еще одну дверь, вступил в горницу поменьше, а затем очу­тился в покоях, отведенных под опочивальню.

Стараясь преодолеть душевное смятение, князь молча смотрел по сторонам, отмечая про себя, с какой заботой и с каким тщанием все вокруг устроено.

Воевода вошел следом за ним. Он успел поговорить с посадником, который твердо заверил, мол, все необ­ходимое для строительства — и люди, и бревна, и тес, и вообще все, что еще понадобится, — будет предостав­лено, а посему уже завтра можно начать работу. Об этом Егор Тимофеевич и хотел сообщить князю, но, заметив его состояние, не решился заговорить с ним и тихо вышел за дверь.

Михаил Ярославич сел на широкую лавку, присло­нился спиной к стене и закрыл глаза. Пожалуй, толь­ко сейчас, перешагнув порог княжеских палат, он ощутил, какой груз свалился на его плечи. Выдержит ли он?

Да, теперь это его дом, это его город. Он здесь пол­новластный владыка. Однако станет ли он мудрым властителем и рачительным хозяином? Сможет ли править, как правил его отец, и защищать от недругов свои земли?

Князь задавал себе эти вопросы в какой‑то детской надежде, что за него на них ответит кто‑то другой, но, словно поняв, что отвечать надо самому, решительно поднялся с лавки и вслух произнес:

— Смогу!

День пролетел очень быстро. К вечерней заре, когда в стоящей чуть поодаль от княжеских хором простор­ной избе все было готово для пиршества, посадник ус­пел так замаяться, что едва стоял на ногах. Работы хватило всем, но ему, кажется, досталось больше кого бы то ни было.

«Хорошо хоть еще утром распорядился выдать для поварни припасов, а то бы к назначенному сроку не успели достойный князя стол накрыть, — рассуж­дал Василий Алексич. — Лишь бы теперь людишки на пиру пристойно себя повели, не осрамились бы, — вздохнул он».

Посадник уже проверил, все ли готово к трапезе, и теперь, сев на лавку у входа и наблюдая за тем, как расторопные холопы ставят на стол кушанья, мог спо­койно поджидать приглашенных на почестной пир.

Князь Михаил тоже готовился к встрече с самыми достойными горожанами. Напарившись в мыльне, он еле–еле добрался до опочивальни, где свалился замерт­во и проспал почти до самой вечерней зари. Когда князь наконец‑то открыл глаза и с удивлением увидел, что в опочивальню уже прокрались сумерки, он по­спешно оделся и вышел в горницу. Там его дожидался воевода.

— Думал, что придется тебя будить, — улыбаясь, сказал он и спросил: — Как, Михаил Ярославич, почи­вал на новом месте?

— Отменно, — бросил на ходу князь и с удовольст­вием добавил: — Словно заново родился, да и голова светлая.