Владимир Тан-Богораз - Восемь племен

Тану оказалось не по силам дать цельный художественный образ революции, показать революционных рабочих, представить героику и драматизм Московского восстания, понять до конца истинный смысл происходящих событий: сказывалось его народническое мировоззрение и весьма поверхностное знание рабочего революционного движения.

В годы реакции значительная часть демократической буржуазной интеллигенции, восприняв разгром революции 1905—1907 годов как полную несостоятельность революционной борьбы вообще, отошла от революционного движения и обратилась к идеалистической философий, к мистике, к религии, «Тяжелое раздумье

569

между двух, революций досталось нам дорого, — признался Богораз. — Начальство расставило вешалки по всем городам. А снизу выдвигались анархисты, боевики, всевозможные эксы, дружины боевые и разбойничьи. В то время было хорошо тем, кто был связан с партией, но мы, беспартийные, метались».

Несмотря на разгром революции, Богораз продолжал «бунтовать» и пытался «додраться с начальством»; около двадцати раз, по его собственному признанию, он «привлекался к суду по делам политическим и литературным», даже корректуру своего первого собрания сочинений в 1910 году он читал нелегально, сидя в тюрьме. Но этот бунт был бунтом ради бунта, кипеньем крови «огнем неистраченных сил» — порой, без ясной цели и даже иногда без надежды на победу.

Противоречивый, иссушающий мозг и парализующий волю путь «метаний» в полной мере отразился на наиболее значительных художественных произведениях Тана 1908—1914 годов; их герои полны благородных побуждений, полны желания бороться, полны сил, но они — одиночки, которым не дано победить, для них борьба не является социальной необходимостью.

Свой второй «палеолитический» роман «Жертвы дракона» Тан написал в 1909 году. «Получилась чрезвычайно интересная реконструкция возможного (или воображаемого?) быта, обычаев, легенд первобытного человека» 1, — писал в 1929 году об этом романе член-корреспондент АН СССР С. Обручев.

1. Печать и революция, 1929, № 1, с. 142.

Современная писателю критика ставила «Жертвы дракона» на один уровень с такими популярнейшими произведениями на эту же тему, как «До Адама» Джека Лондона и «Борьба за огонь» Рони-старшего.

В основу романа «Жертвы дракона» Тан положил древнюю легенду «о девушке, отданной дракону, и юноше, защитившем ее». Герой романа Яррий (писатель мыслил его как бы реальным человеческим прообразом христианского святого — победителя дракона Юрия (Георгия) Победоносца) выходит, на бой с драконом, олицетворяющим для писателя - и это очень хорошо чувствуется в подтексте — все земное зло; Тан полон симпатии к своему герою, он восхищается его отвагой, он доказывает, что Яррий должен поступить именно так, как поступил, но все же он, только «слабый боец с его костяным копьем и деревянным луком», и он не станет победителем, он будет жертвой.

570

Знание ради знания, сила ради силы, работа ради работы, смысл жизни — в действии, смысл революции — в бунте против всего — такова «философия Тана-Богораза, и так она отразилась в его фантастическом романе «Завоевание мира» (1909), изображающем бунт юношей — «космистов», решивших взорвать землю со всем ее населением и улететь в космос, так как общество будущего с его техническим прогрессом и полным изобилием является для юных романтиков тем же олицетворением «сытой пошлости» и «укороченного довольства», каким для юношей, современников Тана, в начале XX века являлась буржуазия. Мотив фатальной обреченности и бесцельности борьбы всех восстающих против угнетения и пошлости сильнее всего выразился в повести «Крылоносный Икар» (1914), созданной на основе известной древнегреческой легенды о Дедале и Икаре. Икар — «юноша», руки которого чисты от крови и грязи, — объяснял Тан смысл образа Икара в своей повести, — искупительная жертва за преступление науки... И в смерти Икара есть как бы оттенок самоубийства».

В годы первой мировой войны Богораз поддался шовинистическому угару, выехал с санитарным отрядом на фронт и оттуда присылал в столичные газеты ура-патриотические очерки и корреспонденции. После, февральской революции «вместе с другими я тоже мелодекламировал о верности союза с «державами», пишет Богораз в Автобиографии, — злопыхательствовал и ненавидел, затем проделал всю обывательскую голгофу голодного времени: семью потерял, остался один как бобыль и соответственно злобствовал». Но он нашел в себе силы признать свои ошибки и, главное, хотя и с некоторым опозданием, понять и принять Октябрьскую революцию: «Сколько налипло на душе всяческой дряни за полвека, как раковин на днище корабля... Был революционер, потом беллетрист, ненасытный художник, всемирный гражданин и стал патриот, малодушный обыватель. Революция счистила все, соскребла до кровавого мяса, и старое судно снова поднялось и надуло паруса».

После революции Богораз работает в Музее антропологии и этнографии Академии наук, читает лекцию по этнографии, фольклору и языкам народов Севера в Ленинградском университете, занимается исследованиями в области религии, организует при Академии наук СССР Музей истории религий и руководит им.

Много сил и времени отдавал Богораз вопросам советского строительства в Национальных районах Крайнего Севера, был председателем Ленинградского филиала «Комитета Севера», со-

571

зданного при президиуме ВЦИК, вел исследовательскую и лекционную работу в Институте народов Севера. Активное участие Богораза в работе советских учреждений, имевших отношение к делу хозяйственного и культурного возрождения малых народов Севера, было весьма плодотворно и для этих учреждений, и для ученого Богораза, и для писателя Тана.

Еще в 1926 году Богораз считал, что «старую литературу история заперла на ключик» и тем самым положила конец литературному творчеству «старого писателя» Н.А. Тана, но тут же он признался: «...То, что было во мне Таном, тоже не умерло, живет. Художественный репортер — это огромный граммофон. Душа его вся из чувствительных пластинок, и, прежде чем запеть для других, он сам воспринимает для себя».

Работа в Институте народов Севера развертывала перед Таном-Богоразом величие советского строительства на столь близком его сердцу Севере, кроме того, она стала живой связью Богораза с далекими «знакомыми и приятелями» с Чукотки, Анадыря. Приезжавшие учиться в Ленинград, чукчи, юкагиры прямо шли к Богоразу.

«— Здравствуй, дедушка Богораз!

— Здравствуй, мол, внучек! А как твое имя?

И он называет знакомое имя. Дед его был переводчиком.., у Иохельсона...

— А я вас, дедушка, знаю преотлично. Все мы вас знаем и помним.

— Спасибо, родной. А сколько тебе лет, внучек?