Нид Олов - Королева Жанна. Книги 4-5

— Господин государственный секретарь, вечером я уезжаю в Тралеод. Надолго ли, не знаю. Королем будете вы…

Гроненальдо встал, порядком ошарашенный.

— Это значит, — продолжала Жанна, — что я даю вам полномочия вершить всю политику, как вы найдете нужным. Выгоду нашу вы знаете, а я вам доверяю. Будете посылать в Тралеод лишь те бумаги, которые не имеют законной силы без моей подписи. Со мной едут мои фрейлины, в конвой дадите роту телогреев. Граф Крион глуп, зато честен и не болтлив… Теперь же изложите мне важнейшие дела, но покороче.

С делами, однако, пришлось повозиться. Розыски вождей Лиги, как и в прошлый раз, ни к чему не привели. («Бог с ними», — нетерпеливо бросила Жанна). Подозрение в соучастии пало на герцога Правона и Олсана — он взят под домашний арест, столица его оккупирована. Военный совет имеет предложение — сровнять с землей замки мятежных дворян и взять их семьи заложниками. («Не надо», — сквозь зубы сказала Жанна.) Андреус ди Ренар, граф Мана, изъявил готовность предоставить короне крупный заем на усиление армии: он заинтересован поскорее замирить Торн и продолжить постройку канала через Кельх. («В тот раз тоже был Торн», — подумала Жанна.) Фригийский посланник граф Финнеатль… («Что вы о нем думаете?» — вдруг перебила Жанна.) Судя по всему, он искренне расположен в пользу тесного союза Виргинии и Фригии. Он в отчаянии, что в деле с марвскими разбойниками к нему отнеслись с недоверием; но он подтвердил также прямую заинтересованность в постройке Кельхского канала, он высказывался за укрепление Фримавира (Жанне снова пришлось делать усилие: вспоминать, что такое Фримавир), тем более что как раз сейчас есть самонужнейшее дело, могущее этому укреплению послужить, — единение католиканской церкви, суд над лжепастырем Аврэмом Чемием, епископом Понтомским… Жанна сморщилась, как от кислого: «Ах, Чемий! Еще и этот на мою голову, о Господи!» Голос Гроненальдо затвердел: он считал дело Чемия главным делом. Он так и сказал: «Чемий — это язва, которую надо поскорее вырезать, выжечь, иначе она разъест весь состав наш». Жанна сидела перед ним, спрятав лицо в ладони, и боролась с подступающим раздражением. Какой-то властолюбивый старец, возомнивший себя пророком Господним… И совсем бы о нем не думать, об этом одержимом! «Все князья целуют ногу папы!» [30] «Все князья целуют ногу папы!» — эта формула была пущена в оборот папой Григорием VII (1073–1085). Ему на тот свет пора, ведь ему уже за семьдесят… И тут внезапно вспомнились ей глаза фригийца, его красные губы и мягкий голос: «Пусть вас называют убийцей из-за угла… Вы устраиваете свои дела вот и все». Каков искуситель… Подослать к старцу наемного негодяя с ядом в кармане…

Государственный секретарь давно замолчал и смотрел на королеву. Та наконец отняла руки от лица.

— Делайте все по закону, принц, — вздохнула она. Тот несколько удивился: он и не предлагал ей ничего незаконного…

— Я рад, Ваше Величество, что наши воззрения совпадают, — произнес он и встал, чтобы откланяться.

— Вот что… — медленно сказала Жанна, — Лианкару не говорите про мой отъезд… Впрочем, он и так все узнает… Имейте в виду, принц, я перестала ему доверять…

— Герцог Марвы убит немилостью Вашего Величества, — сказал Гроненальдо. — На днях он сетовал мне весьма горько по поводу истории с кокардами. Говорил об отставке… Он жаждет оправдаться перед Вашим Величеством…

— Вот как, оправдаться? — Жанна прищурилась. — Это плохой признак. Так и скажите ему, принц. Отставки же ему не будет. Марвский батальон упраздните. Пришлете мне указ, я подпишу. Де Милье говорил мне, что красные перья вызывают у мушкетеров дикую ярость. Этого мне не нужно. Теперь все?.. Идите, принц.

Оставшись одна, она еще долго боролась с раздражением. Доклад Гроненальдо разволновал ее поневоле. Ей не хотелось думать о делах, но о них все время думалось. Она стояла у окна, смотрела на кудрявый затылок и мускулистую спину мраморного Давида, а из головы не выходили Чемий, Финнеатль, неизвестно куда пропавший Фрам, и снова Чемий… Теперь еще и Лианкар к этому прибавился. Она пыталась читать вслух стихи Ланьеля, но слова падали вялые, неживые, и не проникали в сердце. Незамиренный Торн и проекты Ренара… В Торне сидят «Дети Вифлеема»… И еще Генуя… не Алеандро, а именно Генуя — Синьория, иезуиты, Венеция, все только и ждут, что заколеблется почва… И победа уже не казалась ей победой, впереди все было зыбко и неясно… Они вернутся… однажды так уже и было… Она прошлась по кабинету, погладила волшебный ларчик герцога Матвея. Крикнула Эльвиру и велела запереть ларчик в потайном ящике секретера. «Все готово?» — спросила она, пока Эльвира возилась с замками. — «Да, — ответила Эльвира, — подождем темноты». Жанна пощупала письмо Алеандро, спрятанное на груди, между телом и сорочкой. Странно, даже письмо ее не грело. Она вспомнила четкие буквы, их было немного: «Жанна, я здесь. Плеазант». Он здесь. В Тралеоде — это почти что здесь по сравнению с Генуей. Плеазант, Алеандро, Давид, любимый, желанный. Чего же ей еще нужно? Он здесь, недалеко — при чем же тут какой-то Чемий, какой-то Фрам и незамиренный Торн?!

— Пойдем ужинать, Эльвира! — воскликнула она с натужной веселостью. — Нам предстоит побег!

Год назад тоже был побег, и тоже ночью, но как он был не похож на этот! Тогда она загодя забыла обо всех делах, обо всех королевских обязанностях… Да ведь тогда все было иначе, тогда был Вильбуа, за которым она была как за каменной стеной. Не год назад это было, а сто лет назад. Или тогда она все еще играла в королеву, но не была ею? Возможно. И все-таки это свинство: все время, пока она раздавала награды в Дилионе, пока она принимала решения, даже пока лежала в постели с герцогом Лива — все это время ей виделся Алеандро, совершенно обнаженный и прекрасный, она слышала его голос, ощущала его прикосновение, и ее бросало в жар, и кровь стучала ей в виски и в губы. А вот теперь, когда можно обо всем этом думать и все это представлять, более того — когда все это скоро будет вживе — из головы не выходят Чемий, Фрам, Викремасинг, Лианкар, незамиренный Торн…

Она с трудом заставляла себя есть и пить.

— Готова микстура? — спросила она.

Эльвира предлагала ей взять в Тралеод Кайзерини, но Жанна резко отклонила это предложение. Она велела только приготовить ей снотворного на дорогу: ей хотелось любым способом сократить путь до Тралеода. Самый верный способ был — заснуть, но она боялась, что не сможет заснуть.

Микстура была готова: золотой флакончик на три дозы.

Когда стемнело, к ней вошел Макгирт. После того как он привез ей известие о выезде маркиза Плеазанта из Генуи, она перевела его в телогреи с чином лейтенанта. Это была завидная должность, но не для того, кто прежде был мушкетером. Несмотря на то, что еще король Карл говаривал, что телогреи всегда правы, а его дочь разделяла это мнение, несмотря на то, что офицеры-телогреи имели самое высокое содержание и оно выплачивалось им наиболее аккуратно, несмотря на то, что телогреи стояли ближе всех к особе монарха, несмотря ни на что — а может быть, именно поэтому, — фигура телогрея была в высшей степени одиозной. Телогреи были мужичье, телогреями пугали маленьких детей.