Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

Ай-Петри, который с территории Ялты видится башенкой над контрфорсом старинного замка в Алупке, действительно, нависал над головой, напоминая величественный трон великана. Но нет, не трон, нет…

Камилл вспомнил строки из сонета Адама Мицкевича:

Минарет Аллы… Нужно обладать большой поэтической фантазией, чтобы обширное плоское навершие Чатырдага сравнить с минаретом. Однако это название, действительно, очень подходит к Ай-Петри!

Ай-Петри – это вознесшийся над Крымом минарет!

Камилл восхищался горной грядой над Алупкой, любуясь и озаренной солнцем короной Ай-Петри, и загадочностью его абриса на фоне неба, освещаемого ушедшим за гору солнцем, и волшебным мерцанием звезд, окружающих зубчатый контур в ночную пору…

Поселился он в хижине неподалеку от Алупкинского Дворца, пленяющего своим сказочным мавританским стилем. Раз в день спускался он по живописной тропе на маленький и каменистый алупкинский пляж, окунался в холодное море и, получив заряд бодрости, неспешно поднимался в парк. Ночью он долго не мог уснуть, и все же просыпался на рассвете, чтобы выйти в ночную прохладу и, усевшись на пригорке, ждать появления встающего из-за моря солнца.

В последние свои сутки пребывания в Алупке в конце теплой ночи, когда еще только поднялась над горизонтом звезда Чолпан – планета Венера, Камилл взошел на облюбованный им высокий склон встречать восход. С гор дул легкий бриз, неся запах лаванды – там, за Ай-Петри начинали зацветать поля этой травы. На темной поверхности моря, сливающейся у горизонта с темным еще небом, светились огоньки неподвижно лежащих в дрейфе небольших судов – сейнеров и пограничных сторожевиков. Камилл лег, запрокинув голову, на расстеленную куртку и глядел на звезды, пока небо не стало светлеть. В одно из мгновений той поры, когда заалевший горизонт четко выделил границу между бездонным небом и морской гладью, слух Камилла уловил эхом откликнувшийся над горами призыв:

- Алла-у экбер!

Камилл встрепенулся – не слуховая ли галлюцинация? Он оглянулся, словно вопрошая окружающие деревья и кусты, действительно ли был Голос?

И в этот момент вновь, отчетливо и мелодично прозвучало:

- Алла-у экбер!

Камилл вскочил на ноги и обернулся лицом к величественно спокойной вершине Ай-Петри, откуда в третий раз прозвучал священный текбир:

- Алла-у экбер!

Светлая радость наполнила все существо тайно посетившего свою родину крымского татарина. Он расставил в сторону руки, как бы желая обнять ими родные горы, он радостно смеялся. И опять оттуда донеслось:

- Алла-у экбер! - и предрассветный воздух упруго отозвался легким звоном.

Это четырехкратно провозглашенное славословие Всевышнему заполнило все пространство под огромным куполом неба, и в тот же миг проснулась вся Природа – зашуршали листья деревьев, стали перекликаться птичьи голоса, залаяли где-то собаки, заблеяли овцы.

Камилл, все еще не потерявший способности удивляться событиям, которым нет места в научных фолиантах, был потрясен. Он пытался убедить себя, что то, чему он стал сейчас свидетелем, есть галлюцинация, слуховая галлюцинация. Но четырежды неторопливо прозвучавший призыв и сопровождающие его впечатления настолько отчетливо отложились в сознании Камилла каждым своим мгновением, что сомнениям в реальности происшедшего не оставалось места.

…Задолго до описываемых дней, в год десятилетия изгнания с Полуострова его населения, посетил Крым некий иерарх в чине подполковника госбезопасности. Иерарх очень хотел стать полковником, что естественно для подполковников, но странно в отношении иерархов. Да ладно, не об увлекательных карьерах гебистов речь, а речь о том, что случилось после того, как оставшись на ночлег в ночь с четверга на пятницу в Алупке, иерарх рано проснулся и вышел подышать свежим ночным воздухом. Он стоял на веранде прекрасно расположенного дома и любовался открывающейся взору ширью моря, темного в прибрежной части и начинающего белеть вдали. Он обернулся назад, чтобы взглянуть на заалевшую по самому верху зубчатую корону Ай-Петри, и вдруг от этой короны изошел нарастающей громкости звонкий Голос, провозглашавший:

- Алла-у экбер!

За первым призывом последовал второй, и нервно передернулся подполковник, вслушиваясь в зависшее над Алупкой, над всем побережьем, над всем Крымом эхо утреннего эзана. Славящий Бога призыв коснулся, было, души иерарха, но ипостась подполковника взяла верх над душевным порывом, и когда прозвучал третий зов чекист, предполагавший что это уж последний, не удержался от грозного крика:

- Кто это сделал?

Сразу вслед за этим недобрым выкриком в четвертый раз с кристальной чистотой прозвучало:

- Алла-у экбер!

И этот неожидаемый четвертый призыв окончательно потряс немолодого уже подполковника, ударил его в грудь, свалил его на крашенные доски веранды, сдул в дальний пыльный угол. Но быстро вскочил офицер на ноги, нервно отряхивая полы пижамы, и громче прежнего закричал:

- Кто это сделал!

Не получив, естественно, ответа, он тотчас разбудил своего помощника и велел вызвать немедленно всех алупкинских начальников – полномочия у подполковника-иерарха были генеральские. И полетели телефонограммы со скоростью света, как им и положено, и пробудились ото сна офицеры и солдаты, которые – не прошло и часа! - обложили все подходы к массиву горы Ай-Петри – лиса не пробежит! А на саму вершину, откуда по уверениям подполковника-иерарха исходил призыв-текбир, отправился спецотряд чекистов-автоматчиков с заданием взять живьем того или тех, кто орал в мегафон с этой вершины.

Не нашли никого чекисты. Просочились, видно, злоумышленники через заслоны.

На горе и под горой на одну неделю оставили наблюдателей, а войска убыли в свои казармы.

На следующее утро никаких голосов над Алупкой слышно не было. Тогда убыл и иерарх в свои края, и успокоился, было, в нем подполковник. Но в следующую же пятницу записали наблюдатели-звукооператоры тот же четырехкратный призыв с той же вершины, о чем немедленно уведомили подполковника в рясе.

Иерарх кое-что смыслил и в смежных конфессиях. Он уяснил, что текбир разносится над Крымом только по пятницам - в святой для мусульман день. К концу следующей недели скрытно подобрались к горной гряде над Алупкой отряды в категории еще более «спец», и расположились в засадах. Сам подполковник-иерарх в ночь на пятницу тоже прибыл в Алупку, чуток только вздремнул, и задолго до восхода утренней звезды уже стоял, окруженный ревностными помощниками, на веранде того же дома. Он почти был уверен, что злоумышленники не смогли пройти через плотные заслоны на вершину Ай-Петри ни со стороны Яйлы, ни по отвесным скалам. Однако эти хитроумные татары, – а в том, что это были именно татары, никто не сомневался, - эти коварные преступники могли установить свой мощный громкоговоритель где-то в другом месте побережья, где спецвойск не было.