Анатолий Домбровский - Чаша цикуты. Сократ

В другом же месте Гомер говорит:

Да вот и наш Еврипид советует «оплакивать младенца, что вступает в юдоль бед».

— Да, да, — поднял руку Еврипид, — Это я сказал.

Продик, оправившийся от недавнего поражения, продолжал с ещё большим воодушевлением:

— А теперь, друзья, давайте бросим взгляд на ремесленников и подёнщиков, тяжко трудящихся от зари до зари и едва обеспечивающих себе пропитание, они плачут горькими слезами, и их бессонные ночи заполнены сетованиями и причитаниями. Возьмём ли мы мореходов, преодолевающих столько опасностей, они не находятся, как сказал Биант, ни среди живых, ни среди мёртвых. Быть может, приятное занятие земледелие? А не есть ли оно, как говорят, скорее незаживающая язва, вечно дающая повод для горя? Ну, а высокочтимое искусство государственного правления — многое другое я обхожу молчанием? Через какие только оно не проходит бури, испытывая радость от всесотрясающей лихорадки законов и болезненно переживая неудачи более тяжкие, чем десять тысяч смертей! Кто может быть счастлив, живя для толпы, ловя её прищёлкивания и рукоплескания, — игрушка народа, которую тот просто выбрасывает, освистывает, карает, убивает и делает достойной сострадания? Скажите мне, где умер Мильтиад, победитель персов при Марафоне [83] ...где умер Мильтиад, победитель персов при Марафоне? — Мильтиад (ок. 550—488 до н. э.) — афинский полководец, одержавший блестящую победу в сражении при Марафоне (см. прим, к с. 72). В 489 г. он предпринял поход против союзных персам островов. Экспедиция оказалась неудачной, и Мильтиад был присуждён к возмещению связанных с ней издержек. Он не смог выплатить огромный штраф и был посажен в тюрьму, где вскоре умер. По афинским законам бесчестье, связанное с осуждением и неуплатой штрафа, переходило после смерти отца на детей. Штраф выплатил сын Мильтиада Кимон и таким образом восстановил доброе имя отца. ? Он умер в тюрьме после несправедливого приговора. Где Фемистокл, создатель флота и победитель персов при Саламине? Он умер в изгнании. Где Эфиальт, друг Перикла, укротивший Ареопаг? Он убит! Где Фидий? Как чувствует себя Перикл?

— Продик, это речь для Пникса, — сказала Аспазия. — Мы согласны, что наши радости и страдания при жизни не меньше и не больше тех, что ждут нас после смерти в Аиде. Что же из этого следует? Не то ли, что жизнь и смерть одно и то же? Впрочем, как уже было сказано, мы знаем лишь то, что есть жизнь. А что есть смерть? Кто скажет об этом? И вот мы после стольких разговоров находимся там же, где были вначале.

— О, как ты права, моя госпожа! — заворочался на своём ложе Лисикл. — Пусть лучше девушки нам спляшут и споют.

— Помолчи, — сказала ему Аспазия. — Кто же нам поможет продвинуться вперёд? Ты, Софокл, или ты, Геродот? Или ты, Сократ?

— Я могу лишь заглянуть вглубь истории и сослаться на свидетельства древних, — сказал Геродот, — но это уже делали другие, — ему явно не хотелось вступать в спор, который, судя по всему, казался ему бесплодным. — Хорошо бы узнать, что будет с нами при жизни, — добавил он с ироничной усмешкой, — а что станется с нами после смерти, узнаем после смерти. Там у нас будет много времени: ведь жизнь даётся нам на время, а смерть — навсегда.

Софокл протянул руку в сторону Сократа и сказал:

— Пусть он начнёт, а я потом продолжу, коль он устанет. В главном же мы согласны: душа наша бессмертна, она всегда была и будет, она знает всё, что было, и всё, что будет. Кто вопрошает душу, тот мудрец. И нет иных источников постижения истины. Так ли, Сократ? — улыбнулся Софокл, чьё ложе стояло рядом с ложем Сократа.

— Так, — ответил Сократ. — Душа бессмертна. Тому есть много доказательств, которые в совокупности своей достаточны. Что следует из этого? То, во-первых, как правильно сказал Софокл, что душа знает всё — в вечном круговращении она всему причастна. А во-вторых, из бессмертия души следует то, что на смену земным мукам и наслаждениям, которые либо коротки и проходят сами собой, либо заканчиваются со смертью, приходят загробные муки и наслаждения — вечные муки для святотатцев, нераскаявшихся убийц и предателей своего народа, сброшенных Эриниями в самые глубинные и самые мрачные области Тартара, и вечные наслаждения для тех, кто провёл свою земную жизнь разумно, светло и прекрасно, для чистых и совершенных душ философов. Всё же прочие души, выпросив в Аиде прощение у тех, кого они обидели на земле, раскаявшись в своих земных преступлениях и очистившись от пороков через жестокие страдания, будут возвращены на землю через многие времена для новых мук и наслаждений, чтобы затем снова умереть и попасть в Аид для нового суда Миноса, Радаманта, Эака и Триптолема [84] Минос, Радамант, Эак и Триптолем — судьи мёртвых в Аиде. . Вопрошая свою душу, мы легко убедимся, что это справедливо: праведным — вечное блаженство, нераскаявшимся злодеям и святотатцам — вечные муки, раскаявшимся и заблуждавшимся по неведению — возможность очиститься и вновь пройти круг испытаний. Что устроено справедливо — устроено Богом. Что устроено Богом — обладает истинным бытием. Знание об истинном бытии есть истинное знание. Истинным знанием обладает бессмертная душа, причастная истинному бытию. Вот и всё, друзья! — засмеялся Сократ, и не столько тому, что благополучно добрался до конца через сложное сплетение мыслей, хотя и это было приятно, сколько тому, что выступил в несвойственной ему роли учителя, наставника, тогда как в других беседах и спорах только спрашивал и выпытывал, продираясь к истине через завалы предрассудков и мнимых знаний, расковыривая их и разбрасывая с помощью наводящих вопросов, как с помощью кирки и лопаты расковыривают и разбрасывают землю, добираясь до источника чистой воды. А сегодня он просто вещал, изрекая готовые истины, чему, впрочем, была причина: он торопился высказать главную мысль, которая заключалась в том, что нераскаявшийся убийца будет осуждён на вечные муки в пропастях Тартара. Немало для утверждения этой истины потрудились сегодня и Продик и Еврипид. Но больше всех для того, чтобы истина эта прозвучала, сделала Аспазия: она захотела услышать её. Хотя трудно сказать, этой ли истины она ждала. Возможно, что её устроило бы другое утверждение, например о том, что убийца — лучший друг убитого и любимец Бога.

Никто не возразил Сократу: одни — потому, что были согласны с ним и устали от затянувшейся беседы. Другие — потому, что не решились высказать противоположное мнение. И вот получилось так, что Сократ завершил беседу, и ему полагалась по обычаям этого дома награда: чаша с красным густым вином, смешанным с мёдом.