А. Сахаров (редактор) - Анна Иоановна

– Я никогда не вмешивалась в государственные дела и не позволю себе этого при настоящих обстоятельствах. Жизнь императрицы, конечно, находится в большой опасности, но я надеюсь, что, при помощи Божией, она ещё оправится. По моей любви к ней я не желаю думать о близости её смерти. Впрочем, имея совершенно свободный доступ к императрице, герцог может и сам достигнуть исполнения своих желаний, как достигнул он назначения наследника престола. Я же, со своей стороны, – закончила принцесса, – беспрекословно покорюсь воле государыни и буду повиноваться всему, что ей угодно будет постановить.

Точно такой же ответ дала принцесса и на просьбу об её ходатайстве депутации, будто бы от собрания государственных чинов, а в действительности устроенной тем же услужливым бароном с неутомимым Бестужевым.

Между тем силы государыни заметно с каждым днём истощались; она начинала чувствовать крайнее изнеможение даже от самого непродолжительного разговора. Кровохарканье усилилось, несмотря на все предпринимаемые мединские меры, а боли в пояснице исчезали только на редкие и короткие промежутки.

В одну из таких спокойных минут государыня, лежавшая с закрытыми глазами, вдруг приподнялась и спросила герцога:

– Эрнст… ты хочешь быть регентом?

Герцог, вместо ответа, целовал её руки.

– Я не советую… тебя погубят… возьми деньги и поезжай в Курляндию… где нам было так хорошо…

– Нет, государыня, я никогда не оставлю место, где будете вы… Курляндия спасти меня не может: разве не достигнут туда мои враги?

– Хочешь?.. так позови Андрея Иваныча…

Пока герцог уходил для распоряжения о посылке за вице-канцлером и о сборе в соседней комнате высших государственных чинов, в опочивальню вошли принцесса Анна и принц Антон. Увидя их, Анна Ивановна сделала лёгкое движение рукой и закрыла глаза. Принцесса опустилась на колени, целуя руки тётки, а принц Антон остановился на другой стороне, обдумывая, какое же следует принять положение при таких странных обстоятельствах.

Досада выразилась на лице герцога, когда он, воротившись, увидел новых гостей, присутствие которых могло опять остановить государыню. С нескрываемою грубостью он оттолкнул принца и встал на его место.

Скоро послышались тяжёлые шаги гренадёров-носильщиков. По знаку герцога принц пошёл отворить двери, и Андрея Ивановича, как и в первый раз, опустили на кресло подле постели.

– Императрица желает говорить с вице-канцлером, и потому не угодно ли вашим высочествам удалиться, – проговорил герцог, обращаясь к принцу и принцессе.

Принц Антон покорно исполнил приказания, удаляясь с озабоченным видом, как бы не наделать стука, но принцесса не слыхала или не обратила внимания на слова Бирона.

– Так как её величеству благоугодно отдать мне приказание по государственным делам, то не соизволите ли вы временно удалиться, ваше высочество, – обратился к принцессе Андрей Иванович.

Анна Леопольдовна, горячо прижавши лицо к руке тётки, как будто отдавая себя её покровительству, встала и гордо вышла.

По её уходу Анна Ивановна обратилась к графу:

– Я решилась… – высказала она едва слышно, – прочитай… Андрей Иваныч… духовную…

Неизвестно, поняла ли императрица содержание своего государственного акта, вероятно, она даже не слыхала его, по крайнему упадку сил, но, по окончании чтения, изъявила желание подписать его. Придвинули стоящий подле её изголовья столик, на котором, с помощью герцога, поддерживавшего пуку, императрица нетвёрдою рукою подписала своё имя [50]. Подписанный акт, по указанию её, положили в шкаф с драгоценными вещами, стоявший недалеко от постели.

В это время в соседнем апартаменте собравшиеся кабинет-министры с первейшими сановниками государства с нетерпением ожидали окончания аудиенции, и как только показались носилки графа, все окружили их с одним вопросом: назначен ли правитель?

– Государыня соизволила избрать регентом его высочество владеющего герцога курляндского и семигальского, – сообщил вице-канцлер.

Вслед за тем вышел и сам герцог с гордым и сияющим лицом.

– Её величество императрица, – обратился он к государственным чинам, – поручила мне благодарить вас за ваше усердие к пользам отечества и обещала каждому оказать знаки своего благоволения, как только получит облегчение от болезни. А я, господа, – с особенной торжественностью добавил он, – с признательностью говорю вам: вы поступили, как римляне!

Болезнь Анны Ивановны входила в свой последний период, предшествующий агонии. 17 октября государыня лишилась движения левой ногою и свободного владения языком, но сохранила во всё время, до самой смерти, сознание. После полудня к ней пришли принцесса Анна с Антоном-Ульрихом; государыня с любовью благословила обоих и просила молиться о себе. Около девяти часов вечера она почувствовала сильные судороги, ослабившие её до того, что она только знаком могла приказать привести своего духовника, придворных священнослужителей и певчих для совершения последнего религиозного обряда.

По исполнении отходной молитвы государыня подала знак, что желает проститься со всеми приближёнными, находившимися в то время во дворце. Вошли фельдмаршал Миних, граф Левенвольд, Никита Юрьевич Трубецкой и несколько придворных. Когда подошёл к императрице Миних, она узнала его, слабо улыбнулась и едва слышно, дрожащим голосом проговорила: «Прощай, фельдмаршал, – прочих лиц, кажется, не узнала, но всем вообще сказала: – Прощайте, прощайте…» Начались снова судороги, с жестокими острыми болями, в продолжение которых государыня страдала, находясь уже в бессознательном состоянии. Её соборовали маслом и кропили святой водою до последнего вздоха. Государыне было сорок шесть лет.

Как только скончалась государыня, отворили двери из опочивальни в смежный апартамент, где находились придворные крупные чины, которым и объявил о кончине обер-гофмаршал Левенвольд дрожащим от волнения голосом. Все двинулись к постели, кто для отдания последнего прощания, кто для выполнения посмертных обрядов. Около постели, стоя на коленях и прижав лицо к ногам покойницы, рыдал герцог курляндский, а подле него выла и визжала его высокородная супруга Бенигна. Принцессу Анну вынесли из спальни в глубоком обмороке в соседнюю комнату, где около неё хлопотали фрейлина Юлиана и принц Антон. Едва ли не более всех поразила смерть императрицы принцессу Анну, которая более всех имела бы право жаловаться на покойную. Взятая тёткою с детства, слывшая её любимицею и наследницею, принцесса, несмотря на своё высокое положение, а вернее, именно вследствие этого-то высокого положения, и была глубоко несчастлива. Печально протекало её детство, под побоями сварливой матери, бесцветно – первое развитие юности под постоянным надзором и шпионством подозрительного герцога, и, наконец, нескончаемою цепью неприятных сцен тянулась её супружеская жизнь с нелюбимым человеком. А между тем она всё-таки любила тётку, жадно подмечая сквозь холодную суровость, напущенную под влиянием фаворита, непритворную к себе любовь, на которую и отзывалось её чуткое сердце.