Антал Погони - Двое из многих

Имре Тамаш смотрел на все гораздо проще. Он все еще помнил жаркие объятия Тамары, но не терзался, как Иштван. Что ж, ему было хорошо с Тамарой, но этому пришел конец. Одного не понимал Имре: куда она исчезла? Даже ЧК не нашла ее. Может быть, Тамаре удалось бежать из Москвы? Вообще же против нее не было серьезных улик… Возможно, она уже в Берлине, у богатых родственников.

Однажды командир полка Иштван Варга вызвал их обоих к себе. Поздоровался за руку. Там же находились Янош Надь, представитель венгерского сектора Московского партийного комитета, и Першингер, комиссар полка.

— Садитесь! У меня для вас большие новости. Завтра вы едете в Москву.

Друзья переглянулись.

— Я только что получил приказ, — продолжал Варга, — о роспуске нашего интернационального полка. Скоро поедете домой, в Венгрию.

Известие взволновало друзей. Домой, после шести лет плена, борьбы, постоянной опасности! Наконец-то! Трудно расстаться со Страной Советов, где впервые в жизни они почувствовали себя полноправными людьми…

— Должен сказать, — снова заговорил Варга, — что возвращение домой чревато опасностями.

— Мы это давно знаем, — ответил Керечен. — Конечно, нам бы хотелось вернуться домой с оружием в руках, но, раз уж это невозможно, пойдем навстречу трудной судьбе.

Имре Тамаш был искренне рад сообщению.

— Наконец! Я счастлив, что еду домой. Сколько продержался Колчак в Сибири? Год или что-то около этого! Основательно поколотили его. А Хорти, как мне кажется, и года не продержится. Уж как-нибудь переживем это время. А убьют нас — беда будет не больше, чем если бы здесь мы пали в бою.

— Я не сомневаюсь, что вы и дома постоите за себя, — сказал Першингер. — Но я не такой оптимист, как Имре Тамаш. Не думаю, что Хорти не сегодня-завтра потерпит крах… Но у меня к вам один вопрос. У вас есть гражданская одежда?

Друзья улыбнулись. Откуда ей взяться? Солдаты не носят с собой ничего лишнего.

— Нет у нас гражданской одежды, — ответил Тамаш.

Делать нечего, пришлось ехать в солдатских мундирах. Трое суток добирались они от Казани до Москвы в переполненном вагоне товарного поезда. С ними вместе ехали и остальные: Лайош Тимар, Дани Риго, Лайош Смутни, Мишка Хорват и Янош Билек с женой. Надо сказать, что Билек женился снова. У его жены были волосы цвета соломы, веснушки, полная грудь. И звали ее Кипрития. Покаи объяснил им происхождение этого имени. Он сказал, что происходит оно, по всей вероятности, от греческой Киприды, а византийский вариант этого имени переделан на славянский лад. Просто Кипрития, и ничего больше. Но красотой она совсем не походила на богиню красоты и любви! Особенно по сравнению с Татьяной она и вовсе казалась недостойной представительницей прекрасного пола. Зато и голосистая была женщина! И был у нее с собой такой сундук, что четверо мужчин его еле подняли в вагон. Полный добра сундук, все ее приданое находилось в нем. Человек привязывается к привычным, даже лишенным всякой ценности, вещам, среди которых протекает его повседневная жизнь, и без них ему обойтись трудно. Напрасно твердили Кипритии, что в Чехии ей не понадобится ухват, потому что там стряпают обед не в русской печке, а на плите, но она везла с собой все, даже чугунные сковородки и черные печные горшки. Даже березовый веник захватила с собой, с которым дома ходила в баню. Были еще в сундуке корытце, деревянная ложка, нож с деревянной ручкой, топор, подвесной рукомойник, старый самовар, жестяной чайник, глиняный кувшин с отбитым краем, тарелки, вилки с деревянными черенками, большой плоский ковш, солонка, тулуп из овчины, валенки, лапти, меховые рукавицы, красный сарафан, — словом, все необходимое для жизни деревенского человека. Билек просил, чтобы она не везла за собой весь этот хлам.

— А ты помолчи, балда! — покрикивала она на мужа. — Я знаю, что нужно в хозяйстве, и не хочу опозориться перед твоей матерью.

Если бы Билеку пришлось драться с контрреволюционерами, он бы знал, что ему делать. Ну а как быть с ней?

— Ну и черт с тобой, вези!

— Хорошо холостому, — заметил Тамаш и вспомнил Тамару.

— Ванька! — крикнула мужу Кипрития после того, как они наконец устроились в переполненном вагоне. — Что ты рот разинул? Вот ведь горюшко мое! Вытащи из сундука тулуп. Ночью будет холодно.

Задача была нелегкая и даже опасная. Сначала надо было развязать три веревки, которыми огромный сундук был опутан, осторожно поднять крышку и вытащить из-под разного хлама засаленный тулуп, доставшийся Кипритии в наследство от бабушки.

— Вынь самовар! — приказала Кипрития.

— Зачем? На каждой станции есть кипяток, — попытался возразить Билек.

— А ты помолчи! Сказано тебе, вынь!

Билек достал все, что, по мнению Кипритии, могло пригодиться в дороге.

Трое суток шумел самовар. Кипрития не забыла захватить с собой и древесного угля. Захватила она в дорогу и фунтов десять подсолнухов. Щелкала она их очень ловко. Правой стороной рта захватывала семечко, зубами очищала его и выплевывала скорлупу с левой стороны. Еще она захватила с собой мешок кренделей, пирожки с капустой и картошкой, — словом, все, чего может пожелать муж при хорошей хозяйке-жене.

Демобилизованные красноармейцы, ехавшие в товарных вагонах, были одеты пестро. Среди военных мундиров виднелись гражданские рубашки. Выглядели демобилизованные так же, как и остальные, помятые и оборванные, военнопленные. Они уже не могли говорить ни о чем другом, как только о доме, семье, друзьях и знакомых. Каждый захватил с собой кое-какую провизию — сушеную рыбу, ржаной хлеб, немного сахару, — но этого едва-едва могло хватить на то, чтобы не погибнуть голодной смертью. По дороге невозможно было купить какие-нибудь продукты.

Наконец они приехали в Москву.

Теперь нелегко представить, что значит для демобилизованного красноармейца, коммуниста, революционера этот город, где высоко взвилось революционное знамя. Москва тогда голодала, трамваи не ходили, машин не было. Старые улицы центра города и исторические памятники, казалось, хранили в себе воспоминания о жестоком прошлом. Москва находилась в тяжелом положении, но уже начала свое нелегкое восхождение на непостижимые вершины.

Билек с женой везли свой сундук на тачке. Приехавших ожидали железные кровати с белыми простынями и подушками. И наконец после стольких лет домашний обед по-венгерски: картофельный суп и лапша с капустой.

— Лапша с капустой! — воскликнул Имре Тамаш. — Мое любимое кушанье! Ну и дураки мы, ни разу сами себе его не приготовили!

Одноногий парень-венгр на костыле пошел в кухню и принес Тамашу еще одну тарелку лапши.

Керечен с искренним участием взглянул на молодого симпатичного парня.