Михаил Яворский - Поцелуй льва

Это был Волк.

Все бросились к нему. С этой радости перевернули стол и паска вместе с писанками оказалась на полу. Для Волка после всех его мытарств паска была настоящим банкетом. А для нашей семьи Пасхальное воскресенье стало днем одновременно двух воскрешений, ведь произошло настоящее чудо. Спустя на каждую Пасху неизменно торжественно рассказывали про это чудо. А я слушая, посматривал в окно ― и надеялся, что внезапно Волк пригнет в комнату.

Если же Волк смог выжить и еще самостоятельно найти дорогу домой, думал я, то война, наверно, не такая страшная, как её рисуют. По крайней мере не такая, как описывала пани Шебець. Рассматривая некоторые картинки в учебнике истории, я даже думал, что для молодых людей война должна была быть очень интересной и захватывающей. Иначе они бы не вступали добровольцами в армию.

Мне особенно запала в память одна фотокарточка добровольцев, которые записались на фронт в конце Первой мировой. Эти юноши выглядели лишь на несколько лет старше меня. Они шли под руку с прекрасными девушками, лица их сияли радостью. Всем своим видом он, казалось, говорили, какая это весёлая забава ― война. На фотографии была надпись: «Война превращает мальчиков в настоящих мужчин». Рассматривая это фото я представлял себя среди этих юношей, хотя был слишком мал, чтобы воевать.

В другой раз я смотрел новости недели в кинотеатре «Атлантик», который посещал с Богданом, своим одноклассником и шахматным партнёром. В том выпуске показывали военный парад в Берлине. Колоны солдат в три ряда проходили по парадной площади. Их показывали с разных ракурсов. Спереди было видно их лица ― молодые, счастливые юноши салютовали своему вождю, благодарные, что он сделал из них солдат. Со стороны, колонны казались тысяченогими телами, которые двигались с точностью швейцарских часов. В ракурсе сверху они сливались в полноводную реку, сплетались в разрушительную потугу, готовую смести всё на своём пути. Это были «молодые немецкие львы», как было написано в субтитрах. Когда я смотрел на них, мои ноги невольно двигались в такт с музыкой военного оркестра. Информационный выпуск закончился, начался фильм «Тарзан, выкормыш больших обезьян», но те молодые львы до сих пор шагали перед глазами, их лица под стальными касками сияли радостью, а за плечами сверкали дула винтовок. «Вот бы нам такую армию!» ― сказал Богдан, когда мы выходили из кинотеатра.

После этого выпуска меня удивило, что наш учитель рисует картину Первой мировой войны такими мрачными, угнетающими красками. Он называет её «безумной войной, войной без победителей, войной миллионов смертей и безостановочных общественных волнений». Он говорит про войну так, как будто она только что закончилась, но для меня она была тихим эхом далёкой бывальщины, более древней чем переход Ганнибала через Альпы два тысячелетия назад.

Возможно, я серьёзно не воспринимал его взглядов из-за таинственных изменений в своём организме. В моём теле как будто проснулась неудержимая сила и теперь отчаянно пробовала вырваться из него наружу. Она не давала мне сосредоточится на важных вопросах, которые пан Коваль хочет, чтобы я обдумывал. Думаю, что вот эту силу священник называет «нечистой силой», которая постоянно искушает нас к греху.

С весны меня больше всего начали интересовать девушки. История с её знаменитыми войнами и завоеваниями в списке моих интересов занимала чрезвычайно скромное место. Моими мыслями завладела Соня ― мечтательноглазая одноклассница с хвостиком. Нередко я мечтаю и про Ванду, которая живет недалеко за углом. Ванда выше чем Соня, кареглазая, каштановые волосы с ровным пробором посредине, заплетённые в две косички. Однако в отношении неё у меня нет шансов, потому что она старше и к тому же имеет парня. Зовут его Ежи. Она называет его «Тарзаном». Как на свой возраст, он слишком высокий, крепкий, а летом носит спортивную рубашку без рукавов, выставляя напоказ свои мускулы. Его отец ― полковник польской армии, и Ежи имеет намерения пойти по его стопам. Он называет себя циником, хотя, я уверен, не понимает значения этого слова, и имеет непонятную привычку приговаривать: «Наслаждайся жизнью, пока живой».

Я на каких-то два-три года младше Ежи, но в присутствии Ванды он обращается со мной, как с малышом. Ему нравится унижать меня перед ней, называя «малый» или «gówniarz». [4] говнюк (пол.) На удивление, он часто просит меня поиграть с ним в шахматы, наверно потому, что всегда у меня выигрывает. Но один раз находясь возле Ванды, когда я предложил ему сыграть партию, он заявил, что «унизится» до этого только потому, чтобы «намылить мне задницу». Ежи полюблял употреблять паскудные слова. Но на меня оказало сильное впечатление то, что он употребляет их в присутствии Ванды, и я решил, что он не достоин её.

― Наконец-то, сдвинулось, ― сказал пан Коваль, оторвав взгляд от газеты. Его глаза под оборкой густых бровей вспыхнули тем особым огоньком, который появлялся, когда он видел привлекательную женщину или читал про какие-то ошеломляющие международные события. Я не знал, что он имеет ввиду и, глубоко окунувшись в собственные мысли, не имел желания расспрашивать.

Это впервые со времени моего прибытия во Львов, пять лет назад, я не ехал на каникулы к родителям. Уже был конец августа. Я знал, что родители скучают за мной. Для них лето всегда было полно забот. Моя мать сдаёт внаём жилье приезжающим на отдых панам из Львова. В основном это друзья пана Коваля, или друзья его друзей. Они приезжают вдвоем, втроем и остаются, обычно, на две недели. Явора привлекает их горным воздухом, лесными прогулками и блюдами моей матери. Пан Коваль самый давний и самый любимый гость моих родителей. Он остается у нас на целый месяц. Он любит горы и часто берёт меня с собой в однодневные путешествия.

Чтобы заботится о своих гостях, родители нанимают временных помощников: мама ― девушку, обычно из убогого горного села для помощи на кухне, а отец ― юношу для работы в хлеву и на полях. Моя обязанность на летних каникулах ― рано утром после дойки загонять коров на пастбище. Соседские дети делали то же самое. На моей ответственности было пять-семь коров, каждая, как и у других хозяев, со звоночком на шее. Поскольку грунтовая дорога до пастбища вилась аж до конца леса на горе Венец, коровы шли медленной процессией, а звоночки звенели в такт их неторопливых шагов. Так создавалась торжественная, иногда какофоническая симфония. Наоборот, назад они быстро сбегали с беспорядочным звоном.