Алексей Авдеев - Там помнят о нас

Наконец наступила тишина.

— Алексей Иванович, вы не спите? — услышал я шепот Галушкина.

— Пока нет.

— Мне тоже что-то не спится. Вспомнилось… Парень один замечательный, друг мой… погиб под Ленинградом. Весельчак, смелый — Николай Суслов. Мы все его Гаврилычем звали…

Я молчал. Пусть Борис выговорится. Видно, гибель друга не дает ему глаз сомкнуть. Но Борис не стал больше ничего говорить.

Я знал, чью гибель так тяжело переживал Галушкин. Николай Суслов на последних перед войной соревнованиях положил на лопатки своего учителя, преподавателя кафедры борьбы института физкультуры, семикратного чемпиона Советского Союза, чемпиона Антверпенской рабочей олимпиады 1937 года Григория Дмитриевича Пыльнова. Очевидцы необыкновенного поединка были поражены. Но сам Пыльное радовался такому блестящему успеху своего ученика. Он предрекал Николаю будущее великого борца современности.

Суслов был одаренным и всесторонне развитым спортсменом. Зимой 1940/41 года, например, команда лучших лыжников института, капитаном которой был Суслов, прошла 892 километра от Москвы до Выборга за 8 суток 19 часов 45 минут со средней суточной скоростью более 100 километров. До этого такой скорости при подобных групповых пробегах еще никто не показывал.

И вот Николая не стало!..

Во второй половине дня прибыли в деревню Оксочино, в районе которой находились подразделения группы войск НКВД под командованием генерал-майора Кузнецова. В трех-четырех километрах от Оксочина, в деревне Борода, располагался штаб группы. Через военного коменданта Оксочина связались по телефону с генералом. Командующий пригласил нас к себе для беседы. Выяснилось, что дальше дороги для автотранспорта нет и продолжать путь придется пешим строем: на лыжах.

В течение следующего дня приводили в порядок свое хозяйство, отдыхали. Последний раз произвели «переоценку ценностей» и вынули из мешков кое-что из одежды, чтобы уменьшить вес поклажи. На дворе продолжала бесноваться и выть пурга. Не оставляла мысль: «Как пойдем в такую погоду? Хотя метель следы хорошо заметает, но по незнакомой местности в ненастье нетрудно и с дороги сбиться».

К вечеру непогода улеглась, снегопад прекратился. Только порывистый ветер продолжал гнать по насту колючую поземку, свистел в кустах.

Ночью к западу от деревни, в которой мы квартировали, что-то горело. Яркие сполохи пожара взметались чуть не к небу. В комендатуре узнали, что группа фашистов проникла на нашу сторону, подожгла деревню и ушла к линии фронта. Наши лыжники настигли их, окружили. Те отчаянно сопротивлялись, не желали сдаваться. Лишь одного удалось взять живым. На другой день утром мы видели этого поджигателя. Гитлеровец крепко спал на соломе в комендатуре, разбросав длинные ноги в лыжных ботинках.

— Сволочи! Сожгли пять изб вместе с людьми! Кольями подперли двери и… — бледнея от гнева, сказал комендант.

Фашист вскочил на ноги, напялив суконную кепку с длинным козырьком и меховыми наушниками, опустил руки по швам, что-то торопливо заговорил.

Комендант позвал дежурного. В комнату вошел высокий кареглазый парень. На нем была белая, запачканная сажей и кое-где прожженная маскировочная куртка с капюшоном. Увидев немца, дежурный зло прищурил глаза и замахнулся автоматом, словно собирался огреть им фрица. Комендант счел нужным среагировать:

— Но-но, Сидоренко! Теперь он пленный. За «языка» головой мне отвечаешь, понял?! Бери-ка конные сани — и срочно его к генералу!

Немец нагнул голову, двинулся к выходу…

Ну вот все и готово к походу. На запряженные сани погрузили взрывчатку, боеприпасы, продовольствие и вещевые мешки.

И снова выла и бушевала метель. Вскоре лошади покрылись ледяным панцирем, стали валиться с ног от усталости. За восемь часов похода мы с трудом преодолели двадцать километров.

В четыре часа 28 марта остановились на привал. Невдалеке, ближе к линии фронта, виднелись избы деревни Трубилово, в которой нам предстояло провести последнюю дневку перед уходом в тыл врага.

Весь день тщательно готовились к переходу линии фронта: разработали порядок движения отделений до линии фронта и по ту сторону. Каждый лыжник был проинструктирован, как действовать во время движения в любой возможной ситуации. Наметили пункты сбора на тот случай, если отряд неожиданно атакуют превосходящие силы противника и он вынужден будет рассредоточиться. Общий груз распределили на шесть равных частей и уложили на волокуши. Получилось довольно-таки тяжеловато.

Вышли в десятом часу вечера. Прошли не больше часа, как сломалась одна волокуша. Оказалось, что двух лыж недостаточно под груз до двухсот килограммов. Решили вернуться и переделать волокуши — каждой добавить по лыже. А где их взять?

Утром фельдшер доложил, что боец Михаил Понятое заболел: высокая температура, сел голос, озноб.

— Что с ним? — озабоченно спросил Бажанов.

— Ребята говорят, что ему давно нездоровилось. Но молчал, надеялся поправиться. Похоже, тяжелый грипп…

— «Ребята говорят». А где же ты сам был, Вергун? Лекарь тоже мне, недовольно заметил Бажанов и приказал: — Сегодня же осмотри всех…

Больного оставили с капитаном, сопровождавшим наши отряды до линии фронта.

Из Трубилова вышли 29 марта в десять тридцать вечера. Идем по целине строго по азимуту. В поле наст настолько крепкий, что удерживает пешехода. Только когда вошли в лес, стали проваливаться выше колена. Легко идут только лыжники, однако лыжи теперь не у всех: часть их использовали на усиление волокуш.

Люди напряжены до предела. Звонкая, холодная тишина. Слышно только шумное дыхание да поскрипывание снега. Ждем возможной встречи с врагом. Разведчики обшаривают каждый куст, каждую впадинку. Но идем и идем, а немцев все не видно. Теперь жарко, очень жарко. Соленый липкий пот разъедает глаза.

Убеждаемся, что на этом болотистом участке, как и предполагал генерал Кузнецов, сплошной линии фронта у немцев нет. Тем не менее напряжение не спадает.

Останавливаемся. Занимаем круговую оборону. Посылаем Моргунова и Широкова в разведку к деревне Соминки — по карте она недалеко от нашего маршрута. Нетерпеливо ждем. Наконец они возвращаются. Жители Соминок рассказали, что более месяца тому назад к ним приходили фашистские лыжники. После ни одного немца они не видели. Видимо, мы находились на ничейной земле.

— Приготовиться к походу! Дозорные, вперед!

За дозором двинулся и весь отряд. Однако неопределенность относительно Местонахождения вскоре заставила отряд снова остановиться.

По карте измерили пройденное расстояние от Трубилова. Оказалось, что прошли по прямой около двадцати километров: неплохо. До рассвета уже мало времени. Люди устали. Вокруг гудел густой лес, удобный для дневки. Если продолжать путь, то еще неизвестно, где нас застанет рассвет. Чтобы не рисковать, решили передохнуть в этом лесу.