Константин Черкассов - Генерал Кононов. Том I

Пользуясь неприступностью гор, советские партизаны хорошо укрепились. Советская авиация снабжала их всем необходимым и поддерживала с воздуха в случае нападения противника. Горя ненавистью к населению за то, что оно хлебом-солью встречало немцев и вступило в борьбу против их хозяина — Сталина, они беспрестанно делали террористические набеги на местные казачьи станицы — уводили людей, грабили и многих расстреливали.

Немцы не имели достаточно сил ни своих, ни добровольческих, чтобы охранять в своем тылу все станицы, и население очень страдало от террора, чинимого партизанами. Последние также нападали на немецкие обозы и приносили им не мало вреда. Немцы несколько раз пытались выбить партизан из Сахрая и каждый раз неприступные горы выручали партизан и заставляли немцев с потерями откатываться назад. Тогда против злополучного Сахрая была брошена наша сотня. На помощь нам добровольцами вызвались казаки окрестных станиц. Вести открытое наступление, как это делали немецкие части, мы не намеревались. К этому времени немецкие командиры отделений и взводов были уже давно заменены добровольцами казаками, пополнившими нашу сотню, которые, как правило, были кадровые командиры Красной армии попавшие к немцам в плен. Командир сотни, ротмистр Шелер, хорошо говорил по-украински и не нуждался в переводчике. Как он, так и его заместитель старший вахмистр Ганс Пфайль, давно уже научились от нас вести борьбу казачьим способом.

Нападение на Сахрай было решено произвести по плану, предложенному местными старыми казаками, охотниками-зверобоями. Они знали каждую тропинку в непроходимых местах и гарантировали, что проведут нас к Сахраю незаметно и к такому месту, откуда партизаны совершенно не могут ожидать на них нападения.

Сгруппировавшись в станицы Даховской наша сотня, совместно с местными казаками-добровольцами, двинулась к Сахраю. Кажется два или три взвода (точно не помню) немецкой противовоздушной и горной артиллерии сопровождали нас. Их задачей, было как можно ближе продвинуться к Сахраю и в случае нашего отступления или нападения на нас советской авиации, поддержать нас своим огнем. Я помню нам, донцам, не особенно хотелось лезть в такую дыру, как Сахрай, тогда как местные казаки, горя страшной ненавистью к сталинским террористам, рвались в бой, к тому-же горы были их родной стихией. Идя с нами в бой один старик жаловался нам, что партизаны забрали у него внучат: девушку девятнадцати лет и хлопца-подростка. Спустя некоторое время хлопца нашли застреленным в лесу недалеко от станицы.

«Надежда на сына была, — погиб где-то на фронте, а теперь, вот, внука лишили, осиротили мою старость», — утирая слезы сокрушался несчастный старый казак.

«Ничего, не горюй, дед, — утешали его казаки, — мы им сейчас дадим закурить, мы им устроим «советскую власть», по нашему, по казачьему. Они у нас напьются казачьей кровушки досыта».

Трудно пересказать те трудности, которые пришлось нам испытать карабкаясь по отвесным скатам, покрытым ледяной коркой смерзшегося снега. В кровь истерлись окоченевшие пальцы. Нагруженные оружием и боеприпасами казаки скатывались вниз и вновь упорно карабкались вверх. В одном месте пришлось переходить какой-то бурный приток реки Белой. Там, где вода текла спокойнее, образовался лед, но как только на него ступили, он провалился и мы по пояс в ледяной воде перебрались на другую сторону.

В те времена, при походе на Сахрай, нас уже не могли остановить никакие препятствия. Мы уже были не теми казаками-подростками, какими мы были под Таганрогом — «не обстрелянными воробьями». За один год испытаний в тяжелых боях мы многому научились и ко многому привыкли; ко многому тому, что неизбежно на фронте, в боях постигает людей — научились смело смотреть в глаза смерти.

К рассвету Сахрай был окружен. Мы поддерживали радио-связь со всеми остальными группами, которые подошли к назначенным пунктам и ожидали сигнала для атаки. Утренний свет озарил под нами котловину, в которой, среди небольших холмов, лежало небольшое селение. В воздух взвились светящие ракеты и мы, как снег на голову, свалились на не ожидавшего нас противника. С ходу нам удалось занять первое кольцо обороты. Мы видели, как по улицам, сломя голову, мотались партизаны. Однако, не смотря на панику, в первый момент, они скоро опомнились и стали упорно сопротивляться, зная, что пощады им с нашей стороны не может быть и не будет. Завязался ожесточенный бой между людьми одной национальности, принадлежащими к одному государству.

Разница были только лишь в том, что одни были патриотами, порабощенного родного края, другие — патриотами сталинской системы. Впрочем, какими там патриотами, просто-на-просто шкурниками, не желавшими расстаться с тем благополучием, которое они имели, служа Сталину.

Как-то читая труд о революции в России 1917–1918 г. г. мне пришлось прочесть воззвание к народным массам большевистского главковерха Крыленко. Последний, призывая народные массы к беспощадному террору в борьбе против белогвардейцев, в своем воззвании говорит, что в войнах, которые ведутся между государствами воюют по вине правительств не враги, но братские народы, и что только в гражданской войне борьба идет между подлинными врагами. Мне кажется, что в данном случае такое мнение большевистского главковерха совершенно справедливо. В гражданскую войну в России борьба шла, действительно, между двумя крайне враждебными слоями населения. С одной стороны имущим классом, в лице помещиков и капиталистов, не желавших создавать человеческие условия работавшим на них крестьянам и рабочим и считавших такое явление совершенно законным и, с другой стороны, пролетариатом, в лице безземельных крестьян и рабочих, требующих этих человеческих условий для себя от своих господ и, в конце концов, решившихся отвоевать себе силой свободу и равенство у реакционного царского режима после того, как увидели, что их требования путем забастовок разгоняются царской жандармерией и сопровождаются ссылками в Сибирь и тюремным заключением. Картины кровавой Октябрьской революции, а затем всей Гражданской войны были по истине кошмарными.

Миллионные массы взбаломученных рабов, почувствовавших свою силу и подхлестываемые большевистскими лозунгами с остервенением вырезывали своих господ. Последние расплачивались той-же монетой и при продвижении Белой армии вперед, беспощадно пороли своих «дерзких» рабов и силой восстанавливали свои потерянные права и благополучие. Так, что отрицать мнение Крыленко не приходится.

Но это же мнение совершенно одинаково подходит и в отношении к освободительной борьбе народов СССР 1941-45 г. г., которая стала возможной только при случайном вмешательстве иностранной силы, в данном случае — гитлеровской Германии. (Кстати борьба народных трудовых масс против царского режима оказалась возможной так-же только при вмешательстве иностранной силы — кайзеровской Германии). Тут также боролись между собой два враждебных слоя.