Иван Кривоногов - Родина зовет

Что- то холодное освежило мне лицо, и я очнулся.

Скатившись с насыпи, я попал головой в ручей. Торощин помог мне подняться, и мы доползли до противотанкового рва. Здесь нас поджидали Тернов и Иванисов.

Выбиваясь из сил, мы все дальше и дальше отползали от взорванного дота, где строчили вражеские пулеметы, рвались гранаты и десятки осветительных ракет взвивались в ночное небо.

Раздался последний взрыв. Это немцы взорвали остатки нашего дота.

Тринадцать дней и ночей в этом доте сражались пятнадцать советских воинов. Гарнизон показал себя сплоченным и мужественным коллективом. Ярославские пареньки-комсомольцы, призванные в армию в 1940 году, проявили себя как опытные, хорошо подготовленные бойцы. Почти все они погибли. Нас осталось четыре человека. Раненые и обожженные, напрягая последние силы, мы ползем. Пулеметная стрельба затихает сзади. Ракеты гаснут.

Помогая друг другу, мы вылезаем из противотанкового рва, проходим несколько метров и заползаем в небольшой кустарник. Здесь можно передохнуть. [29]

У Иванисова в противогазовой сумке оказалось немного сахара. Он разделил на всех по два кусочка. Посидев несколько минут, мы двигаемся дальше.

Путь пересекает шоссе. По шоссе идут немцы. Мы залегли. У меня был пистолет и одна граната. Немцев много. Что можно сделать с одной гранатой? Пришлось их пропустить.

Мы пересекли дорогу и пошли дальше. Идти старались быстрее, чтобы за ночь достигнуть леса, который находился километрах в пяти от границы. Но было темно, идти без дороги очень трудно. И мы свернули к одной из проселочных дорог.

Вдруг тишину прострочила пулеметная очередь. Что это? Нарвались на немцев? Опять залегли. Но лежать долго нельзя, нас могут перебить. Ползем. Пулемет продолжал яростно стрелять короткими очередями. Слева показались кусты, а прямо перед нами - рожь. Я повернул к кустарнику, а Торощин, Тернов и Иванисов, очевидно не видя меня, заползли в рожь. Прождав некоторое время, я забеспокоился, пробовал свистеть. Они не отвечали. Пытался искать. Их нигде не было. «Значит, они проскочили и, не задерживаясь, пошли дальше», - решил я. [30]

Плен

С полчаса я пробирался сквозь заросли высокого кустарника. Колючие ветки царапали обгорелое лицо, лезли в глаза. Но я с отчаянной решимостью продирался вперед. Наконец миновал кустарник и выбрался на картофельное поле. Здесь идти было гораздо легче.

Через несколько метров я вдруг различил впереди себя цепь бегущих человеческих силуэтов. «Окружают», - подумал я и приготовил гранату.

Цепочка остановилась.

- Кто идет? - раздался негромкий, очень знакомый голос.

- Свои, - обрадованно, но все-таки тихо отозвался я и, не выпуская из рук гранаты, пошел на голос.

В темноте чуть не наткнулся на пистолет, который держал в вытянутой руке высокий плотный человек. Я узнал сержанта Молоткова.

- Кто это?-настороженно повторил он.

С сержантом Молотковым мы служили в одной части не первый год. Сейчас он, видимо, не узнал меня. Я назвал себя.

- Товарищ младший лейтенант! - изумленно и сочувственно воскликнул он.

К нам подошли еще несколько бойцов. Заговорили негромко.

- Вы не встречали сержанта Торощина и двоих бойцов с ним? - спросил я. [31]

Они рассказали, что, отлеживаясь во ржи, слышали, как где-то рядом пробежали несколько человек, но они не выдали себя, опасаясь нарваться на немцев.

В группе, с которой я встретился, было одиннадцать человек. Среди них младший лейтенант Евсюков, старшина Ильин, сержант Молотков и восемь бойцов из соседних гарнизонов. От них я узнал, что двухамбразурный дот старшины Ильина дрался до 26 июня. Гарнизон упорно оборонялся, отбивая бесчисленные атаки, но немцы подкатили тяжелые орудия и прямой наводкой начали бить по доту. Выбили одну, а потом вторую амбразуру. Снаряды стали рваться прямо в казематах. Оставшиеся в живых перебежали в соседний дот к младшему лейтенанту Евсюкову.

- Здорово дрались,-рассказывал мне Евсюков. - Немцы не раз пытались блокировать дот, но безрезультатно. Сержант Молотков беспрерывно поливал огнем из ручного пулемета подходящие группы немцев. Раненный осколком снаряда в спину и оглушенный взрывом, он с гранатами и пистолетом защищал подступы к доту.

Я с уважением посмотрел на Молоткова. Он стоял, отвернувшись от нас, и вглядывался куда-то в темноту: очевидно, его смущали похвалы младшего лейтенанта. Между тем Евсюков продолжал:

- Немцев отогнали еще раз. Вдруг бойцы заметили, что по дороге с нашей стороны на немецкую гонит галопом тачанка. Молотков пополз наперерез ей, к насыпи шоссе. Он увидел на тачанке немцев. Приподнявшись на локтях, бросил гранату. Повозка с лошадьми перевернулась и свалилась с дороги под откос. Молотков пополз обратно к доту. Оттуда наблюдаем, не появятся ли немцы. Через несколько минут дорогу переполз человек. Он приближался к доту.

К удивлению своему, мы увидели шофера нашей роты Олюшенко. Он был ранен и обожжен взрывом. Отдышавшись, Олюшенко рассказал, что произошло с ним.

В первый день войны, как только немцы открыли огонь по нашим укреплениям, сразу же началась эвакуация семей комсостава. Их отвозили на станцию. Затем начали вывозить штаб части в глубь территории. Нагруженные машины отъехали. Вместе с Олюшенко [32] в кабине сидел помкомроты лейтенант Баранник. Когда машина проехала километра четыре, Бараннику вздумалось вернуться обратно, чтобы захватить бочку с бензином, которая осталась в Леско. Вернулись, погрузили бочку, снова поехали, но попали под обстрел. Пробило скаты, и машина встала. Не успели вылезти из кабины, как к машине подбежали немцы с автоматами в руках. Все произошло в одно мгновение. Открыв дверку кабины, немцы спросили лейтенанта Баранника:

- Коммунист?

Он ответил:

- Да, коммунист.

По нему дали автоматную очередь. Он так и остался в кабине. А Олюшенко выволокли из кабины и потащили к ближайшей деревне, там бросили в подвал.

Выбрав удобный момент, он сбежал. Его снова поймали, привязали к тачанке и куда-то повезли. Здесь-то и спас его сержант Молотков.

Так к нашему гарнизону прибавился еще один человек. Немцы продолжали бить прямой наводкой по доту, и когда было разбито защитное крыло сооружения, оставаться в доте стало бессмысленно. С наступлением темноты гарнизон покинул покалеченный дот. Три дня и три ночи мы лежали в кустарнике, не могли никуда двинуться: кругом сновали немцы. Но вот наконец проскочили через дорогу и побежали по проселочной дороге сюда, к лесу, - закончил Евсюков.

Запертые в своем доте, отгороженные от мира железобетонными стенами, не имея связи с командованием, мы видели в течение двух недель только кусочек немецкой территории и знали только то, что происходило рядом с нами и в соседнем доте Скрипниченко. Рассказы товарищей дали мне представление о первых днях войны. Теперь было ясно, что немцы двинулись на нашу территорию мощной лавиной, надеясь в несколько дней все смести на своем пути. Но, несмотря на то, что линия наших передовых оборонительных сооружений не была достроена, они встретили здесь такое отчаянное сопротивление пограничных частей и немногочисленных гарнизонов, что вынуждены были в течение нескольких дней вести тяжелые бои [33] с большими потерями для себя и выходить на советскую землю через прорывы. И долго еще в их тылу дрались отдельные гарнизоны.