Алексей Писемский - Люди сороковых годов

- Ну, что же? - спрашивал его Вихров насмешливо.

- Нет, нельзя тут, - отвечал Кергель и, отправляясь к третьей группе, там тоже постоит, а около некоторых не скажет даже ничего и отойдет.

- Я говорил, что ничего не добьешься, - бормотал он с досадой.

- Как вы говорили, не добьетесь?.. Напротив, вы говорили, что добьетесь непременно! - подтрунивал над ним Вихров.

- Ну, черт с ним, с его обещанием, поедемте лучше ко мне выпить! произнес Живин.

- А мне нельзя, господа, извините, - проговорил Кергель.

- Куда же вы? К барышне, верно, какой-нибудь едете, стихи свои читать? - спросил его Вихров.

- Может быть, и заеду еще куда-нибудь! - отвечал Кергель и сейчас же поспешил уехать: он очень, кажется, сконфузился, что не исполнил данного им обещания.

- Едем ко мне, душа моя, - повторял все свое Живин.

- Но, друг мой милый, - произнес Вихров, - я хочу любви!

- Там увидим! - проговорил с каким-то ударением Живин.

Поехали.

На квартире у Живина они сейчас же принялись пить водку, так как, по высокой честности его и недостаточности состояния, у него никогда ничего, кроме водки, не было.

- У Кергеля этого, брат, всегда фраза, везде и во всем, а настоящего дела нет! - говорил сильно уже подвыпивший Живин.

- А у тебя не фраза? - спросил его Вихров мрачно и тоже запинающимся несколько языком.

- Нет, не фраза, только знаешь что? Бросим, брат, это, плюнем.

- Нет, не брошу! - возразил Вихров. - Меня тут вот давит, душит; хочу делать все гадости и все мерзости! Видит бог, - продолжал он, ударяя себя в грудь, - я рожден не для разврата и порока, а для дела, но как тут быть, если моего-то дела мне и не дают делать! Чиновником я не родился, ученым не успел сделаться, и, прежде, когда я не знал еще, что у меня есть дарование ну и черт со мной! - прожил бы как-нибудь век; но теперь я знаю, что я хранитель и носитель этого священного огня, - и этого сознания никто и ничто, сам бог даже во мне не уничтожит.

- Да ты и будешь писателем, - утешал его Живин.

- Но если же нет, если нет?! - восклицал Вихров со скрежетом зубов. Так ведь я убью себя, потому что жить как свинья, только есть и спать, я не могу...

- Да кто же может, кто? - толковал ему Живин. - Все мы и пьем оттого, что нам дела настоящего, хорошего не дают делать, - едем, черт возьми, коли ты желаешь того.

- Едем! - повторил за ним мрачно и Вихров.

Они сначала проехали одну улицу, другую, потом взобрались на какую-то гору. Вихров видел, что проехали мимо какой-то церкви, спустились потом по косогору в овраг и остановились перед лачугой. Живин хоть был и не в нормальном состоянии, но шел, однако, привычным шагом. Вихров чувствовал только, что его ноги ступали по каким-то доскам, потом его кто-то стукнул дверью в грудь, - потом они несколько времени были в совершенном мраке.

- Дарья! Дарья! - раздавался голос Живина; на этот зов в соседней комнате шаркнули спичкой и замелькал огонек.

- Скорей, Дарья! - повторил между тем Живин.

Наконец показалась заспанная, с всклоченной головой, с едва накинутым на плечи ситцевым платьишком, Дарья.

- Погоди, постой, - произнес Живин и, взяв ее за плечи, отвел несколько в сторону и пошептал ей что-то.

- Ну, садись! - проговорил он Вихрову.

Они сели оба. У Вихрова смутно мерцали перед глазами: какая-то серенькая комната, дама на картине, нюхающая цветок, огромное яйцо, привязанное на ленте под лампадой... Прежняя женщина в это время принесла две свечи и поставила их на столик; вскоре за ней вошла еще другая женщина, как видно, несколько поопрятнее одетая; она вошла и села невдалеке от Павла. Он осмотрел ее тусклыми глазами... Она ему никакой не показалась.

- Что, нравится? - спросил его Живин, подойдя к нему.

- Чем хуже, тем лучше! - отвечал Вихров по-французски.

- Какой человек это, Матреша, какой человек, кабы ты только знала, говорил потом Живин, показывая девушке на Павла.

- Что же, нам оченно приятно, - отвечала та, глупо потупляя свои серые глаза.

Герой мой был не таков, чтобы долго мог вести подобную жизнь... В один день все это ему опротивело и омерзело до последней степени.

"Баста, будет!" - сказал он сам себе и то же самое сообщил и Живину, приехавшему, по обыкновению, к нему после присутствия.

- Именно будет! - подхватил тот с радостью. Ему тоже уж становилось невмоготу, особенно когда Вихров, раскутившись, начнет помахивать с ним туда и сюда.

- Натура-то, братец, у тебя какая-то неудержимая; расходишься, так всего тебе давай! - говорил он по этому поводу.

- Что ж мы, однако, будем делать? - говорил Вихров. - Мне все-таки скучно, поедем куда-нибудь, - хоть на богомолье, что ли?

- Не поедем, а пойдем лучше пешком в Тотский монастырь: всего десять верст, дорога идет все рощей, виды великолепные, - говорил Живин.

- Хорошо! - согласился Вихров.

- Ну, так ты завтрашний день заходи за мной после обеда, и мы отправимся, - заключил Живин и вскоре затем уехал домой.

Вихров на другой день, не взяв даже никакого экипажа с собой, зашел к Живину. Тот уж его дожидался.

- А какой случай! - сказал он. - Вчера я, возвращаясь от тебя, встретил Захаревского с дочерью и, между прочим, рассказал им, что вот мы с тобой идем богу молиться; они стали, братец, проситься, чтобы и их взять, и особенно Юлия Ардальоновна. "Что ж, я говорю, мы очень рады". Ну, они и просили, чтобы зайти к ним; хочешь - зайдем, не хочешь - нет.

- Отчего ж не зайти, зайдем, - отозвался Вихров.

- Зайдем, все с барышней веселей будет идти! - говорил Живин, с удовольствием шагая по мостовой. - Прежде немножко я, грешным делом, пылал к ней нежною страстью.

- Ну, а теперь что же?

- А теперь ты отбил у меня ее, - шутил Живин.

Старика Захаревского и дочь его они застали совсем готовыми для путешествия.

- Merci, monsieur Вихров, что вы не отказались взять нас в вашу компанию! - говорила Юлия.

И все затем тронулись в путь. Старик Захаревский, впрочем, поехал в дрожках шажком за молодыми людьми. Роща началась почти тотчас же по выезде из города. Юлия и кавалеры ее сейчас же ушли в нее.

- Рощу эту, говорят, сам угодник всю насадил, чтобы богомольцам приятнее было ходить в монастырь, - сказал Живин.

- Да, говорят, - подтвердила и Юлия, и потом, осмотревшись кругом, она воскликнула:

- Вихров, посмотрите, сколько земляники! Давайте ее собирать!.. - И с раскрасневшимися щеками и взбившимися немного волосами, в своем белом платье, она, как фея лесная, начала перебегать от деревца к деревцу, нагибаться и брать землянику.

- Подите сюда, нате, кушайте! - говорила она, отбирая лучшие ягоды и подавая их Вихрову. - А это нате вам! - прибавляла она, подавая ветку похуже Живину.

- А я и за то спасибо-с! - говорил тот с каким-то комическим голосом.

- Постойте! - кричала Юлия. - И грибов пропасть! Смотрите: раз, два, три, будемте собирать и грибы!