Владимир Набоков - Волшебник

…к этому ширококостному, многостремнинному, в громоздком бархате, с бесформенными лодыгами… не говоря уже о кислой духоте увядшей кожи и ещё не известных чудесах хирургии… — Портрет восходит к образу старой графини из «Пиковой дамы»: «Желтое платье, шитое серебром, упало к её распухшим ногам. Германн был свидетелем отвратительных таинств её туалета <���…> вся желтая, шевеля отвислыми губами…»

…и всё расплывалось в слякоти, в ознобе ночи, в агонии изогнутых огней . — Погода в ночь смерти старой графини «была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты».

…придет её хоронить… двадцатилетняя незнакомка? Как было бы просто (размышлял он, задержавшись весьма кстати у освещённой витрины аптеки), коли был бы яд под рукой… — Отметим в этом пассаже целый букет блоковских аллюзий — от «Незнакомки» (1906) до цикла «Пляски смерти» (1912): «Ночь, ледяная рябь канала,/ Аптека, улица, фонарь»; «Пустая улица. Один огонь в окне/Еврей-аптекарь охает во сне. // А перед шкапом с надписью Venena [ лат . „яд“]…». Отрывок с циклом сближает и время действия: в «Волшебнике» герой приходит к аптеке «в дрожащей нищите ноябрьской ночи»; стихотворение Блока написано в октябре. В «Лолите»: «Я не для того намеревался жениться на бедной Шарлотте, чтобы уничтожить её каким-нибудь пошлым, гнусным и рискованным способом, как например, убийство при помощи пяти сулемовых таблеток, растворенных в рюмке предобеденного хереса… но в моём гулком и мутном мозгу всё же позвякивала мысль, состоявшая в тонком родстве с фармацевтикой» (ч. I, гл. 17).

…весьма удобный экспресс в 12.23… прибывающий ровно в 16.00. — Как видно из ремингтонной копии повести с авторской правкой, вначале Набоков намеревался отправить поезд в 0.23, но позже исправил расписание, чтобы приурочить возвращение героя к ночи.

пеклеванный — хлеб, испеченный из ситной и чистой ржаной муки.

…бирюк надевал чепец . — Бирюк (волк-одиночка) — очередная аллюзия на сказку о Красной Шапочке (у юной героини «Волшебника» шапочка черного цвета); в заключительном абзаце вновь являются «белозубый в постели, братья с шапрон-ружьями». Само название повести отсылает к волшебной сказке, которая давно интересовала Набокова (рассказы «Дракон», «Удар крыла», финал «Красавицы», пассажи о Бабе Яге в «Даре» и т. д.). Последний художественный текст Набокова, написанный в «русский» период, оказался попурри на сказочные темы, набором мотивов и отдельных образов из фольклористики, возможно не в последнюю очередь навеянных исследованиями В. Я. Проппа, «Морфологией сказки» (1928) в том числе.

…в отеческой заботе он непременно найдёт должное утешение… — Рекомендуя «Волшебника» для издания А. Кагану, Набоков назвал его «рассказом в стиле Боккаччо и Аретино». В 1537 г. один из учеников поэта Пьетро Аретино (1492–1556) женился на четырнадцатилетней девушке. Цитируем по источнику, который, в принципе, мог быть известен Набокову: «В своём доме, куда привез её муж, Аретино принял её как дочь, и отношения его к ней сначала были чисто отеческие. Но муж скоро бросил Пьерину. Она стала изливать свое горе Аретино и его привязанность к ней стала иною. Потом они сблизились… Болезнь [Пьерины] разыгралась, и тринадцать месяцев этот человек, которого принято считать вульгарным развратником , изображал из себя самую нежную, самую заботливую сиделку. Выздоровев, Пьерина сбежала с каким-то юным ловеласом» (А. Дживелегов. «Очерки итальянского возрождения. Кастильоне. Аретино. Челлини». М.: Федерация, 1929. С. 120. Курсив наш. — Ю. Л .).

…потребует совместных поисков струны. — В «Войне и мире» Л. Толстого Денисов «пел сочиненное им стихотворение „Волшебница“», к которому он пытался подобрать музыку: «Волшебница, скажи, какая сила / Влечет меня к покинутым струнам; / Какой огонь ты в сердце заронила, / Какой восторг разлился по перстам!» (Т. 2. Ч. 1, XV). Последние две строки предвосхищают начало «Лолиты» — «свет моей жизни, огонь моих чресел».

Так они будут жить — и смеяться, и читать книги, и дивиться светящимся мухам, и говорить о цветущей темнице мира, и он будет рассказывать, и она будет слушать, маленькая Корделия, и море поблизости будет дышать под луной… — Игра с шекспировскими подтекстами. В «Короле Лире» (акт V, cц. III. Перевод Б. Пастернака) отец обращается к Корделии:

глобтроттер — (от англ . globe-trotter) путешественник, торопливо осматривающий достопримечательности.

…спутал две схожие фамилии… — В гостиничной сцене в «Лолите» (ч. I, гл. 27) фальшивое двойничество детализируется: «„Моё имя“, холодно перебил я, „не Гумберг, и не Гамбергер, а Герберт, т. е., простите, Гумберт…“»

Со звуком пушечной пальбы поднялся со дна ночи грузовик… — Эхом лейтмотив машины отдаётся в эпизоде совращения Лолиты: «…бульвар под окном… выродился в презренный прогон для гигантских грузовиков, грохотавших во мгле сырой и ветренной ночи…» (ч. I, гл. 29).