Инна Кинзбурская - Один год в Израиле

-- А сам художник, он что-нибудь делает? -- спрашиваю я.

-- Ах, -- сокрушается Ира, -- он никак не придет в себя.

-- Это какой-то кошмар, -- говорит мне Абрам при встрече, когда я выговариваю ему, что долго не заглядывал к нам, -- каждый день поездки. Тут один художник...

-- Тот самый?

-- Да, тот самый, вы уже знаете о нем. Выставка в одном месте, потом в другом. Нашли какого-то знакомого, он устраивает выставку в своем доме. Там есть большой салон.

-- И много продали картин?

-- Немного, но все-таки, -- отвечает Ира. -- Все-таки что-то.

-- Что-то... -- Абрам относится к этому иначе. -- Теперь опять надо куда-то везти картины. Знаете, -- признается он мне, -- я уже ненавижу свою машину. Я никуда не хочу ехать.

-- А в Иерусалим?

-- Тем более.

Вот тут мне и надо рассказать о самом главном -- об их детях. О сыне.

У Иры есть дочь от первого брака, дочь вышла замуж за американского еврея и живет в Штатах. А есть у них еще единственный сын -- Даня. У Дани есть жена и трое детей. И живут они все в Иерусалиме. Но не потому, что это большой город, центр науки и культуры, а потому что в Иерусалиме расположена йешива, в которой далеко не первый год учится Даня. Он изучает Тору. И молится. Это его занятие.

Он был прекрасным многообещающим мальчиком -- вундеркинд и спортсмен. Он блестяще учился и прыгал через классы. Любил биологию и поступил в университет. Потом переключился на физику. Он любил книги и много читал. Прекрасно плавал. Ему все удавалось, кроме легкого отношения к жизни, необязательных дружб и коротких связей. Он не мог ни завязывать их, ни быть при сем. А тут появились новые знакомые -- люди в кипах. Нет, не те, что по субботам ходят в синагогу, а в будние дни сидят в банках или в других конторах, солидно выпятив животы. Другие.

-- Ты не представляешь, мама, -- говорил он Ире, -- что это за люди. Это совсем иной мир. Они к человеку относятся с душевностью, добротой, мудрым пониманием.

Прекрасно, если к тебе -- с добром, если тебя понимают.

Ира и Абрам уже ничего не могли сделать. Этот мир уводил их сына. От них. Ира старалась удержать в руках нить, связывающую их и их ребенка, она не могла допустить, чтобы он ушел совсем. Она стала зажигать свечи и соблюдать субботу. Даня очень редко бывал дома, он бросил университет и теперь жил и учился в йешиве.

А потом появилась Таня, он женился. Таня тоже ребенком приехала из России, из Ленинграда. Ей тоже было сложно в здешнем мире, и она потянулась к Всевышнему.

Они очень симпатичная пара -- Даниэль и Таня. У нее прелестное лицо женщины, рожденной для радости. Кажется, у нее красивые волосы, но они прикрыты, я их не вижу, только чуть-чуть. У Дани умное живое лицо, правильные черты. Но лица почти не видно, все заросло -- так надо. Немного грустно смотреть на них: они плохо выглядят. Кашрут -- это непросто, да еще трое детей, два мальчика и девочка, все малыши. Живут далеко не роскошно.

Она очень способная, Таня. Хорошо училась, ей давалась математика. Оба могли стать учеными. Но Таня хотела выйти замуж только за знатока Торы. Потом, когда они уже были женаты, Таня узнала, что Даня раньше подумывал о том, чтобы совмещать жизнь в йешиве с учебой на физическом факультете университета. И даже сам ребе почти что разрешил ему это.

Таня бы этого не допустила. Если бы она знала о таких грешных замыслах будущего мужа, он бы не стал ее мужем. Она не протестует, что Даня так мало получает, ничего не зарабатывает -- только стипендия. Она сама работает, благо знает компьютеры. Лишь бы он учился. Он учится. И молится. Молится и учится. Она тоже молится. Они ждут Мессию.

Изучение Торы -- занятие достойное. Но как прокормить, одеть, обуть такую семейку? И где-то надо жить, должна быть крыша над головой, чтоб было, где читать благословения, плодиться и размножаться. Как повелел Всевышний.

Ире больно смотреть на их трудную жизнь.

-- Я не могу, чтобы у них было хуже, чем у меня. Она работает невозможно много, берет учеников там и тут.

-- Сколько можно так работать? Надо и о себе подумать немного, -- жалуется Абрам.

-- Я не могу не работать, -- оправдывается Ира. -- Дане нужны деньги.

-- Но они взрослые люди.

Даня пробует зарабатывать. Он иногда читает лекции.

Она старается оправдать сына. Она приносит жертвы. Она бросает на алтарь свое сердце и свой кошелек. Их с Абрамом кошелек. Нужна квартира? Родители берут в банке ссуду. Несколько лет молодые живут в небольшой трехкомнатной квартире. Но теперь у них уже трое детей.

-- Я не могу видеть, как они живут, -- говорит Ира. -- Детям нет места. Они должны купить квартиру побольше и в другом, лучшем, районе.

Деньги? Вечная проблема -- деньги. Денег нет. Но есть еще пенсионный фонд, то, что они накопили для себя -- на старость. Когда совсем не смогут работать.

Жертвоприношения принимаются со спокойствием языческих богов. Даете -берут. Почему нет? Чем дальше, тем больше. Это уже не жертвы -- обязанность.

-- Мама, -- раздается телефонный звонок, -- надо платить адвокату.

-- Но у меня уже нет денег.

-- Я думал, ты можешь взять в банке.

Ах, какая святая простота, он думает, что у мамы бездонный счет. И ей становится стыдно, что счет в самом деле не бездонный.

-- Ничего, -- говорит она мне, -- как-нибудь выкрутимся, займем.

Если можно оплатить квартиру, то мелочи -- сам Бог велел.

-- Мама, -- звонит Даня, -- я заболел, нужно купить лекарство, а у нас в банке минус.

Ира мчится в свой банк, и -- о, радость! -- у нее что-то есть на счету: перевели зарплату из музыкальной школы. Можно перечислить немного на счет своего идола.

-- Я не могу видеть, как спит младший -- в манеже, -- рассказывает мне Ира. -- Ему неудобно. Я как-то утром вынимала ребенка из этого ложа, душа заболела. Сказала, что надо купить ему диванчик или кроватку, я заплачу. Сколько стоит детская кроватка? Двести? Триста? Ладно, ради ребенка -- еще триста.

Через несколько дней раздается телефонный звонок, и в трубке -- голос Тани:

-- Вы хотели, чтобы мы купили кроватку. Но зачем покупать что-то временное? И простая кроватка не пойдет в новую квартиру. Даня (о, это не она, а Даня, сын, которому Ира никогда не откажет) присмотрел хороший салонный диванчик. Сколько стоит? Полторы тысячи. Но очень приличный. Как оформлять -- на два платежа или на пять? На два -- дешевле.

-- Я посмотрю, я еще не знаю, что у меня в банке, -- бормочет Ира.

А мне говорит:

-- Я, конечно, заплачу, но скажу ему -- все. Я так не могу. Откуда? У нас нет.

-- Вы верите? -- качает головой Абрам. -- Это уже не раз было. Твердость на полчаса.

Однажды я застала Иру усталой, она хлопотала на кухне, что бывает нечасто, больше готовит Абрам под присмотром Иры -- он сейчас свободнее.

-- Едете в Иерусалим? -- догадалась я.

-- Да. Моя невестка столько мне назаказала, два дня стою у плиты.