Павел Крусанов - Ночь внутри

Были по соседству славные промыслы: там лапти плели несносимые, там бондари-мастера, там ложки резали, черпаки, братины, - здесь же славилась деревня банями. Каменки клали по-особому - гудел над ними пар, самую глубинную кость доставал. За эту науку звалась деревня Мыльней.

Не попали бояре Ивницкие под выселки великого князя московского Ивана Васильевича, сына Темного, в ноги ему кланялись, отстояли за собой отцов удел. А когда внук Иванов грозный царь Иван Васильевич выводил измену с Новагорода, и ему кланялись Ивницкие, пособничали с усердием, за что при московском дворе были жалованы: Есип Ивницкий - окольничим, а сын боярский Федор - стольником.

Тогда-то по воле царской и была заложена у Мыльни на высоком берегу крепость: сторожить пути на Русь от литвы и шведа.

Встала крепость с сосновыми стенами, с еловыми башнями среди мхов, средь лесов на дороге к Новугороду; соблюдая ратную выгоду, потеснила мужичьи избы; сел в ней воевода со стрельцами. Когда отписывал воевода в разрядный приказ, не желал из гордыни в бумаге крепость Мыльней означать называл Мельней. Так и привилось: Мельня. Потом уж не Мельня стала, а Мельна - обкаталось слово само собой, как речной камешек.

Долго сиротилась крепость без посада, рядком с одной подмятой деревенькой, - о том, как налипли к ней пригородки, особый есть сказ.

При царе Борисе в каменной Москве жил в милости боярин Федор Есипов, сын Ивницкий. Милость сыскать себе умел, где рвением, где хитростью, а то и наушничаньем, наговорами. Знал он, что пуще пожаров и боярского сговора боится Борис ведунов и стравников - тем попользовался Ивницкий: донес царю на своего недруга, мол, замыслено лихо на царев род наслать - словил в Кремле вражьего холопа, тишком сунул ему под кафтан ладанку с кореньем и представил перед Борисовы очи. Царь подворье лихоимца разорил, род оговоренный со свету извел, по ссылкам рассеял, а спасителя обещался тем одарить, чего тот сам пожелает: предлагал земли с пашнями, села с крестьянами, богатую казну. Федор же от тех милостей отказался, а бил челом на воеводство в крепость Мельну, да чтобы Борис пожаловал его вотчину, как грозный царь Иван Васильевич пожаловал вотчину Никиты Романова: кто казну унес, кто коня угнал, кто жену увел и ушел в мою вотчину, того в моей вотчине не взыскивать. Борис Федора воеводой поставил и жаловал его землю всем, о чем тот челобитничал, а слово свое заверил в грамоте.

С тех пор пошел вокруг крепости посад ставиться, росли у сосновых стен дворы и подворья - возводили их былые разбои, воровские головы, беглые холопы. Ссыпали боярину за приют мзду в кошель и строились с Богом - хитер был Ивницкий.

Задавили посадские дворы деревеньку - обступили и слопали. Потерялся среди дранки и глухих заборов соломенный мир, - только бани со знатным паром остались памятью о прошлых хозяевах, самих же их вдавила по бороды в мох пришлая сила. Так и замесился городок: на неспешном крестьянском веке да на беспокойной воровской крови - с этого замеса пеклись потомки.

В смутные лета сдавалась крепость полякам, жгли ее шведы. При Романовых попали Ивницкие в опалу, пошла их вотчина в государеву казну, покромсали землю, намежевали поместий, раздали дворянам за верную службу. Крепость же Мельну решились отстраивать в камне: башню и одну стену с воротами сложили из валунья и кирпича, а остальное, прикинув, снова сгородили из сосны да ели - редкостен, дорог в лесной земле камень.

И посад поднялся после пожаров и вражьих разоров - снова начал торговать, промышлять ремеслами. Раз в году, по осени, зацветала на речном берегу под боком у черного бора ярмарка: наезжали купцы, конокрады, балаганщики, шулера...

В Мельновском посаде из первых купцов первым был Докучай Посконин. Торговал полотном беленым и набойным, выделывал кожи - содержал дубильню и красильню с работниками, в торговых рядах перед ним шапки ломали, а детям его за фамильную тугую мошну у чужих с малолетства имя было с отечеством.

Ниже по реке, верстах в пятнадцати, присел за лесом монастырь Макарьева пустынь; он у крепости на горелой земле поставил свою оброчную слободку. Гордилась слободка мучными лабазами купца Ивана Трубникова. Податей городских слободские дворы не тянули, а ремеслом старались и держали лавки - за это исстари меж посадом и слободкой велась вражда. Дрался черный люд кулаками и кольем. Купцы же по пригородкам нанимали для бою кряжистых мужиков, - друг против друга выставляли кулачников Иван Трубников и Докучай Посконин, знатный купец.

Когда сыны Посконина стали хозяйствовать, в довесок к отцовскому делу развернули торговлю суконную; значились они в гостиной сотне и в горенке, в резном сундуке держали грамоту, где писано:

...С их дворов тягла и никаких податей имати не велено, а велено им жити в царском жалованье на льготе: бояре, воеводы и приказные люди их ни в чем не судят, а судит их сам царь или казначей... и во дворах у них избы и мыльни топити вольно беспенно, и огню у них не выимати... куда им лучится в дорогу ехать для своего промыслу, и у них на реках перевозов и на мостах мостовщины и переезжего мыту не имати, а перевозити их на реках и пропущати на мостах безденежно...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Время шло, летело над речкой Ивницей прозрачными маями, декабрьским снежным стоном, с талой водой уходило в лесную землю. В Мельне замостили тесом две улочки, поставили у крепостных ворот, у городской околицы и на площади полосатые будки, в них - солдаты с ружьями, на ружьях - багинеты; шло время, а только по-старинному дрался посад со слободкой, хоть давно сравнялись в тягле, встали в одну лямку, по-старинному народ на рынке словленного вора забивал насмерть.

Обветшали у крепости деревянные стены и башни, просели, затянулись мхом. Давно пропала у города нужда в стенах - широко разлилась держава, раздвинула пределы, - стены по бревнам раскатали, осталось то, что в камне строилось, а на пустоши разбили городской сад. Под боком у сада - рыночная площадь. Гуляли в саду обыватели, няньки с детьми; в соседстве, по торговым рядам, рыскали кухарки с корзинами, хозяйки выбирали ситцы и плюши, приказчики щелкали на счетах, гнулись перед самим, трунили над молодой прислугой, что бегала в лавки по господским посылкам. К вечеру пустел сад, запирались лавки; ночью выкатывали на небо звезды, по торговым рядам бегали огромные крысы, шугали их спущенные волкодавы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Константин Опаров - последний дворянский предводитель - усадьбу имел под деревней Запрудино (раньше - Дубки), в трех верстах. Дом в усадьбе каменный, с белыми колоннами, строил его венецианский архитектор еще опаровскому деду.