Александр Радищев - Путешествие из Петербурга в Москву (сборник)

Воззрим мы в области обширны,

Где тусклый трон стоит рабства.

Градские власти там все мирны,

В царе зря образ божества.

Власть царска веру охраняет,

Власть царску вера утверждает;

Союзно общество гнетут:

Одна сковать рассудок тщится,

Другая волю стерть стремится,

На пользу общую, – рекут.

Покоя рабского под сенью

Плодов златых не возрастет;

Где всё ума претит стремленью,

Великость там не прозябет.

Там нивы запустеют тучны,

Коса и серп там неспоручны,

В сохе уснет ленивый вол,

Блестящий меч померкнет славы,

Минервин храм стал обветшавый,

Коварства сеть простерлась в дол.

Чело надменное вознесши,

Схватив железный скипетр, царь,

На громном троне властно севши,

В народе зрит лишь подлу тварь.

Живот и смерть в руке имея:

«По воле, – рек, – щажу злодея;

Я властию могу дарить;

Где я смеюсь, там всё смеется;

Нахмурюсь грозно – всё смятется;

Живешь тогда, велю коль жить».

И мы внимаем хладнокровно,

Как крови нашей алчный гад,

Ругаяся всегда бесспорно,

В веселы дни нам сеет яд.

Вокруг престола все надменна

Стоят колена преклоненна.

Но мститель, трепещи, грядет.

Он молвит, вольность прорекая, —

И се молва от край до края,

Глася свободу, протечет.

Возникнет рать повсюду бранна,

Надежда всех вооружит;

В крови мучителя венчанна

Омыть свой стыд уж всяк спешит.

Меч остр, я зрю, везде сверкает,

В различных видах смерть летает,

Над гордою главой паря.

Ликуйте, склепанны народы;

Се право мщенное природы

На плаху возвело царя!

И нощи се завесу лживой

Со треском мощно разодрав,

Кичливой власти и строптивой

Огромный истукан поправ,

Сковав сторучна исполина,

Влечет его как гражданина

К престолу, где народ воссел.

«Преступник власти, мною данной!

Вещай, злодей, мною венчанный,

Против меня восстать как смел?

Тебя облек я во порфиру

Равенство в обществе блюсти,

Вдовицу призирать и сиру,

От бед невинность чтоб спасти,

Отцом ей быть чадолюбивым,

Но мстителем непримиримым

Пороку, лже и клевете;

Заслуги честью награждати,

Устройством зло предупреждати,

Хранити нравы в чистоте.

Покрыл я море кораблями,

Устроил пристань в берегах,

Дабы сокровища торгами

Текли с избытком в городах;

Златая жатва чтоб бесслезна

Была оратаю полезна;

Он мог вещать бы за сохой:

„Бразды своей я не наемник,

На пажитях своих не пленник,

Я благоденствую тобой“.

Своих кровей я без пощады

Гремящую воздвигнул рать;

Я медны изваял громады,

Злодеев внешних чтоб карать;

Тебе велел повиноваться,

С тобою к славе устремляться;

Для пользы всех мне можно всё;

Земные недра раздираю,

Металл блестящий извлекаю

На украшение твое.

Но ты, забыв мне клятву данну,

Забыв, что я избрал тебя

Себе в утеху быть венчанну,

Возмнил, что ты господь, не я.

Мечом мои расторг уставы,

Безгласными поверг все правы,

Стыдиться истине велел;

Расчистил мерзостям дорогу,

Взывать стал не ко мне, но к богу,

А мной гнушаться восхотел.

Кровавым потом доставая

Плод, кой я в пищу насадил,

С тобою крохи разделяя,

Своей натуги не щадил.

Тебе сокровищей всех мало!

На что ж, скажи, их недостало,

Что рубище с меня сорвал?

Дарить любимца, полна лести,

Жену, чуждающуся чести!

Иль злато богом ты признал?

В отличность знак изобретенный

Ты начал наглости дарить;

В злодея меч мой изощренный

Ты стал невинности сулить.

Сгружденные полки в защиту

На брань ведешь ли знамениту

За человечество карать?

В кровавых борешься долинах,

Дабы, упившися, в Афинах:

„Ирой!“ – зевав, могли сказать.

Злодей, злодеев всех лютейший,

Превзыде зло твою главу,

Преступник, изо всех первейший,

Предстань, на суд тебя зову!

Злодействы все скопил в едино,

Да ни едина прейдет мимо

Тебя из казней, супостат.

В меня дерзнул острить ты жало.

Единой смерти за то мало,

Умри! умри же ты стократ!»

Великий муж, коварства полный,

Ханжа, и льстец, и святотать,

Един ты в свет столь благотворный

Пример великий мог подать.

Я чту, Кромве́ль, в тебе злодея,

Что, власть в руке своей имея,

Ты твердь свободы сокрушил;

Но научил ты в род и роды,

Как могут мстить себя народы:

Ты Карла на суде казнил.

Ниспал призра́к, и мглу густую

Светильник истины попрал;

Личину, что зовут святую,

Рассудок с пагубы сорвал.

Уж бог не зрится в чуждом виде,

Не мстит уж он своей обиде,

Но в действе распростерт своем;

Не спасшему от бед нас мнимых, —

Отцу предвечному всех зримых

Победную мы песнь поем.

Внезапу вихри восшумели,

Прервав спокойство тихих вод, —

Свободы гласы так взгремели,

На вече весь течет народ,

Престол чугунный разрушает,

Самсон как древле сотрясает

Исполненный коварств чертог;

Законом строит твердь природы;

Велик, велик ты, дух свободы,

Зиждителей, как сам есть бог!

Сломив опор духовной власти

И твердой мщения рукой

Владычество расторг на части,

Что лжей воздвигнуто святой;

Венец трегубый затмевая

И жезл священный преломляя,

Проклятий молний утушил;

Смеяся мнимого прощенья,

Подъял луч Лютер просвещенья,

С землею небо помирил.

Как сый всегда в начале века

На вся простерту мочь явил,

Себе подобна человека

Создати с миром положил,

Пространства из пустыней мрачных

Исторг – и твердых и прозрачных

Первейши семена всех тел;

Разруша, древню смесь спокоил;

Стихиями он всё устроил

И солнцу жизнь давать велел.

И дал превыспренно стремленье

Скривленному рассудку лжей;

Внезапу мощно потрясенье

Поверх земли уж зрится всей;

В неведомы страны отважно

Летит Колумб чрез поле влажно;

Но чудо Галилей творит:

Возмог, протекши пустотою,

Зиждительной своей рукою

Светило дневно утвердить.

Так дух свободы, разоряя