Александр Радищев - Путешествие из Петербурга в Москву (сборник)

Но дале чем источник власти,

Слабее членов тем союз,

Между собой все чужды части,

Всяк тяжесть ощущает уз.

Лучу, истекшу от светила,

Сопутствует и блеск и сила;

В пространстве он теряет мощь,

В ключе хотя не угасает,

Но бег его ослабевает,

Ползущего глотает нощь.

В тебе, когда союз прервется,

Стончает мнений крепка власть;

Когда закона твердь шатнется,

Блюсти всяк будет свою часть;

Тогда, растерзанно мгновенно,

Тогда сложенье твое бренно,

Сдрогаясь внутренно, падет,

Но праха вихри не коснутся,

Животны семена проснутся,

Затускло солнце нов даст свет.

Из недр развалины огромной,

Среди огней, кровавых рек,

Средь глада, зверства, язвы томной,

Что лютый дух властей возжег, —

Возникнут малые светила;

Незыблемы свои кормила

Украсят дружества венцом,

На пользу всех ладью направят

И волка хищного задавят,

Что чтит слепец своим отцом.

Но не приспе еще година.

Не совершилися судьбы;

Вдали, вдали еще кончина,

Когда иссякнут все беды!

Встрещат заклепы тяжкой ночи;

Упруга власть, собрав все мочи,

Вскатясь горе, потщится пасть,

Да грузным махом вся раздавит,

И стражу к словеси приставит,

Да будет горшая напасть.

Влача оков несносно бремя,

В вертепе плача возревет.

Приидет вожделенно время,

На небо смертность воззовет;

Направлена в стезю свободой,

Десную ополча природой,

Качнется в дол – и страх пред ней;

Тогда всех сил властей сложенье

Развеется в одно мгновенье.

О день! избраннейший всех дней!

Мне слышится уж глас природы,

Начальный глас, глас божества;

Трясутся вечна мрака своды,

Се миг рожденью вещества.

Се медленно и в стройном чине

Грядет зиждитель наедине —

Рекл… яркий свет пустил свой луч

И, ложный плена скиптр поправши,

Сгущенную мглу разогнавши,

Блестящий день родил из туч.

1783 (?)

Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду?

Я тот же, что и был и буду весь мой век.

Не скот, не дерево, не раб, но человек!

Дорогу проложить, где не бывало следу,

Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах,

Чувствительным сердцам и истине я в страх

В острог Илимский еду.

Начало 1791 (?) г.

– Почто, мой друг, почто слеза из глаз катится,

Почто безвременно печалью дух крушится?

Ты бедствен не один! Иной среди утех

Всесчастлив кажется, но знает ли, что смех?

Улыбка на устах его воссесть не может,

Змия раскаянья преступно сердце гложет, —

Властитель мира, царь, он носит в сердце ад.

– Мне пользует ли то? Лишен друзей и чад,

Скитаться по лесам, в пустынях осужденный,

Претящей властию отвсюду окруженный,

На что мне жить, когда мой век стал бесполезен?

– Воспомни прежни дни, когда ты был любезен

Всем знающим тебя, соотчичам, друзьям,

Когда во льстящей мгле являлось всё очам,

Когда во власти был веселий на престоле;

Когда рок следовал твоей, казалось, воле,

Когда один твой взор счастливых сделать мог.

– Блаженством всё сие я почитать не мог.

Богатство, власть моя лишь зависть умножали;

В одежде дружества злодеи предстояли;

Вслед честолюбию забот собранье шло;

Злодейство правый суд и судию кляло;

Злоречие, нося бесстрастия личину,

И непорочнейшим делам моим причину

Коварну, смрадную старалось приписать

И добродетели порочный вид придать.

Благодеянию возмездьем огорченье.

– Среди превратности что ж было в утешенье?

– Душа незлобная и сердце непорочно.

– Скончай же жалобы, подъятые бессрочно.

Или в пороки впал и гнусность возлюбил,

Или чувствительность из сердца истребил?

– Душа моя во мне, я тот же, что я был.

– Дела твои с тобой, душа твоя с тобою.

Престань стенать. Кто мог всесильною рукою

И сердце любяще, и душу нежну дать,

К утехам может тот тебя опять воззвать.

А если твоего сна совесть не тревожит

И память прежних дел печаль твою не множит,

То верь, что всем бедам уж близок стал конец.

Закон незыблемый поставил всеотец,

Чтоб обновление из недр премен рождалось,

Чтоб всё крушением в природе обновлялось,

Чтоб смерть давала жизнь и жизнь давала смерть, —

То шествие судьбы возможно ли претерть?

На восходящую воззри теперь денницу,

На лучезарную ее зри колесницу:

Из недр густейшей мглы, смертообразна сна,

Возобновленну жизнь земле несет она.

– Се живоносное светило возблистало

И утренни мечты от глаз моих прогнало,

Приятный тихий сон телесность обновил,

И в сердце паки я надежду ощутил.

– Подобно ей печаль в веселье претворится,

Оружьем радости вся горесть низложится,

На крыльях радости умчится скорбь твоя,

Мужайся и будь тверд, с тобой пребуду я.

Начало 1791 (?) г.

Тебя, о боже мой, тебя не признавают, —

Тебя, что твари все повсюду возвещают.

Внемли последний глас: я если прегрешил,

Закон я твой искал, в душе тебя любил;

Не колебаяся на вечность я взираю;

Но ты меня родил, и я не понимаю,

Что бог, кем в дни мои блаженства луч сиял,

Когда прервется жизнь, навек меня терзал.

1792 (?)

Не красна изба углами,

Но красна лишь пирогами.

Громы, гряньте, потрясися

Ось земная в основаньи,

Время быстро, ты исчезни, —

Книга вечности разверзлась.

Я не в будущем читаю,

Не пророк я, не волшебник,

Не дельфийская пифия,

Но я время зрю протекше.

Се явился предо мною

Муж ума и духа сильна,

Что, народ спасая божий,

Море Чермное претекши,

Во пустыни среди глада,

Среди смерти мог устроить

Народ шаткий, легковерный.

Моисей во имя бога

Чудеса творил; законы

Дал израильску народу.

И по истине, возмогший

Управлять толпой народной,

Не быв призван на то ею,

Не имея пред собою

Предрассудка порожденья,

Может, может сказать смело,

Что посланник есть всевышня.

Моисей во имя бога

Жезлом правит, и законы

Среди молний, среди грома

Он со неба получает.

Умы шаткие восхитив,

Вождь был тверд умом и сердцем

(Магомет коварством многим

Быть хотел законодавцем,

Умы пламенны восхитив

Рая лестною картиной,

Он смерть сладкою соделал

Во объятьях дев небесных;

Ученик его столь храбрый

Воин был непобедимый.

Он пошел струею быстрой

На победы, пред собою