Вячеслав Подкольский - Три ночи

Крупицын тут только догадался, кем и зачем он поставлен в его спальню.

— Вот идиотки старые! — бешено проскрежетал он. — Я добровольно не соглашаюсь, так они меня насильно лечить вздумали! Однако, нельзя же в самом деле остаться здесь и отдать себя на съедение муравьям?! Ах, дуры, дуры! Вот я сейчас их всех перебужу.

Виктор Петрович кое-как оделся и, умышленно громко шлёпая туфлями, вышел в коридор, взывая о помощи.

Сначала выглянула испуганная Марьюшка, а потом в ночном чепце и капоте появилась сама Пелагея Игнатьевна.

— Что такое, Виктор Петрович? Что с вами? — спросила она деланно встревоженным тоном.

— Да помилуйте, мне устроили какие-то инквизиционные пытки!.. Домна, что ли, это ваша поусердствовала? Но только это прямо невозможно! Меня буквально всего источили муравьи! — силясь быть вежливым, пояснил гость.

— И ноги накусали? Ну, слава Тебе Господи! — радостно воскликнула хозяйка.

— Как: слава Тебе, Господи?! Вы смеётесь надо мной, что ли? — не выдержал Крупицын.

— Зачем смеяться? Ни смеяться, ни сердиться тут нечего! Теперь вашу боль как рукой снимет!

— Да что вам боль-то моя далась? Ведь я вас не просил лечить меня?! Что же, вы думаете, мне теперь легче, когда всё тело, как огнём жжёт? — волновался Виктор Петрович.

— Ничего, ничего, потерпите! — ласково успокоила его Пелагея Игнатьевна.

— Туда я больше не пойду, извините! Прикажите постлать мне постель в другом месте и достать свежее бельё.

— Хорошо, хорошо, сейчас Марьюшка всё сделает!..

Пока последняя приготовляла гостю новую постель в гостиной на диване, он взволнованно ходил из угла в угол, приняв окончательное решение завтра же уехать с хутора.

Наутро эта весть страшно поразила Пелагею Игнатьевну, которая, искренно извиняясь за своё насильственное лечение, горячо упрашивала Виктора Петровича остаться. Не желая прямо обидеть старуху, Крупицын решился прибегнуть ко лжи и сказал, что он уезжает не совсем, а только съездит на несколько дней в губернский город отправить деловые письма в Петербург и запастись от скуки книгами. Пелагея Игнатьевна отлично поняла, что это одна только отговорка, и больше уже упрашивать не стала.

После вчерашнего дождя погода стояла нежаркая. Перед обедом послали в Размахино за лошадьми. Наскоро пообедав, Виктор Петрович распростился с хозяйкой и, щедро наградив Домну с Марьюшкой, покинул навсегда «бабье царство», как прозвал он про себя хутор Пелагеи Игнатьевны.

«Слава Тебе, Господи! Наконец-то вырвался! — подумал Крупицын, отвесив последний поклон провожавшим его женщинам, и невольно задал себе вопрос. — Куда же, однако, я поеду? Не в Петербург же обратно? Было бы смешно вернуться туда, когда отпуск только что ещё начался! В Крым? Теперь не стоит. Вот что: доеду по железной дороге до Нижнего, а там сяду на пароход и покатаюсь по Волге. Это самое лучшее: речные путешествия так освежают».

Добравшись до станции, Виктор Петрович взял билет до Нижнего Новгорода, а на другой день отъезжал уж от последнего на огромном, красивом пароходе общества «Кавказ и Меркурий».

Каковы же были удивление и радость Крупицына, когда он, после вкусного, тонкого обеда в столовой первого класса, вышел на палубу подышать свежим воздухом и лицом к лицу встретился с полным, загорелым брюнетом в форме морского офицера, своим знакомым по клубу.

— Виктор Петрович! Какими судьбами? — радостно воскликнул офицер, крепко пожимая его руку своими обеими могучими руками.

— Да вот прокатиться вздумал… А вы куда едете? — полюбопытствовал в свою очередь Крупицын.

— Никуда не еду, я у себя дома! — рассмеялся офицер.

— Как так? Я вас не понимаю.

— Очень просто: я командир этого парохода!

— Неужели? Давно? А я и не знал… Очень, очень приятно встретиться!

— А я ещё больше вашего рад! Представьте себе такое положение вещей: со мной жена и свояченица, обе — страстные винтёрки!.. Вынь, да выложь им партнёра! Признаться сказать, в поиски за таковым я и вышел из каюты… Вдруг, такая счастливая встреча!.. Если вы ничего не имеете против дамского винта, то позвольте вас представить моим дамам.

— Напротив, очень рад! — с нескрываемой радостью воскликнул Виктор Петрович, предчувствуя, что наконец-то, он попал в «свою сферу».

Командир парохода приятельски взял Крупицына под руку и повёл к своей каюте.

Капитанские дамы оказались милыми, весёлыми, очень хорошенькими и, сверх ожидания Виктора Петровича, в винт играли прекрасно.

Весь рейс до Астрахани и обратно до Нижнего прошли для Крупицына совершенно незаметно. На больших пристанях слезали на берег, осматривали города, накупали всевозможных местных произведений, фруктов, ягод, арбузов и пр. Погода всё время стояла чудная, вследствие этого ревматизм не беспокоил Виктора Петровича, и Крупицын находился в самом оживлённом, весёлом настроении духа.

Когда вернулись в Нижний, капитан и его дамы уговорили Крупицына сделать с ними ещё один рейс. Виктор Петрович согласился. В Казани на пароход села большая компания молодёжи, которая вскоре присоединилась к компании капитана, и всем сделалось ещё веселее. Свояченица капитана была хорошая музыкантша, а среди новой компании нашлась певица-консерваторка, так что в рубке первого класса нередко устраивались настоящие концерты, в заключение которых Крупицын, по единодушной просьбе публики, с неподдельным юмором рассказывал о своём трёхдневном пребывании в «бабьем царстве».

Оканчивал он свой рассказ так:

— Только что я выехал со двора, как тотчас же отворили в доме все окна и двери, принесли несколько ушатов воды и принялись за дезинфекцию, чтобы даже духом мужским не пахло!.. Всё вымыли, выскоблили, комнаты окурили ладаном, и теперь уже после меня, наверняка можно сказать, хутор добрейшей Пелагеи Игнатьевны не увидит больше ни одного мужчины!

1903