Федор Сологуб - Том 8. Стихотворения. Рассказы

Тонкий край свой месяц долу кажет,
Серебристо-алый на востоке.
Неба сини все еще глубоки,
Но уж край свой месяц долу кажет,
И заря уж розы в полог вяжет,
Чтоб напомнить о суровом сроке.
Тонкий край свой месяц долу кажет,
Серебристо-алый на востоке.

Душой росы, не выпитой пространством,
Дышал зеленый луг, улыбчив небесам.
Душа моя во тьме влеклася по лесам,
Упоена в безмерности пространством
И в изменяемости постоянством,
И я был весь, и снова был я в мире сам,
Когда душой, не выпитой пространством,
Зеленый луг дышал, улыбчив небесам.

Купол церкви, крест и небо,
И вокруг печаль полей, –
Что спокойней и светлей
Этой ясной жизни неба?
И скажи мне, друг мой, где бы
Возносилася святкой
К благодатным тайнам неба
Сказка легкая полей!

По небесам идущий Бог
Опять показывает раны
Своих пронзенных рук и ног.
По небесам идущий Бог
Опять в надземные туманы
Колени дивных ног облек.
По небесам идущий Бог
Опять показывает раны.

Какое горькое питье!
Какая терпкая отрава!
Любовь обманчива, как славя.
Какое горькое питье!
Всё, всё томление мое
Ничтожно, тщетно и неправо.
Какое горькое питье!
Какая терпкая отрава!

Отдыхая в теплой ванне,
Кровь мою с водой смесить,
Вены на руках открыть,
И забыться в теплой ванне, –
Что же может быть желанней?
И о чем еще молить?
Отдыхая в теплой ванне,
Кровь мою с водой смесить.

Какая смена настроений!
Какая дьявольская смесь!
Пылаю там, и стыну здесь.
Какая смена настроений,
Успокоений и волнений!
Весь кубок пестрой жизни, весь!
Какая смена настроений!
Какая дьявольская смесь!

Надо жить с людьми чужими,
Только сам себе я свой,
И, доколе я живой,
Надо жить с людьми чужими,
Ах, не все ль равно с какими!
Уж таков мой рок земной, –
Надо жить с людьми чужими,
Только сам себе я свой.

Лукавый хохот гнусных баб
Меня зарею ранней встретил.
Смеются: – Что же ты не светел? –
Лукавый хохот гнусных баб
Напомнил мне, что, снова раб,
Я непомерный путь наметил.
Лукавый хохот гнусных баб
Меня зарею ранней встретил.

Сплетеньем роз венчайте милых жен,
Но деве терзайте чаще и больнее,
Чтоб дивы были строже и сильнее.
Сплетеньем роз венчайте милых жен, –
Трудами их союз наш освящен,
А дивы волн лукавей и вольнее.
Сплетеньем роз венчайте милых жен,
А дев терзайте чаще и больнее.

Себе я покупаю смерть,
Как покупают апельсины.
Вон там, во глубине долины,
Моя уже таится смерть.
Желта, худа она, как жердь,
И вся из малярийной глины, –
Покорно выбираю смерть,
Как выбирают апельсины.

Ты пришла ко мне с набором
Утомленно-сонных трав.
Сок их сладок и лукав.
Ты пришла ко мне с набором
Трав, с нашептом, с наговором,
С хитрой прелестью отрав.
Ты пришла ко мне с набором
Утомленно-сонных трав.

О, безмерная усталость!
Пой на камнях, на дороге
О любви, о светлом Боге,
И зови, моя усталость,
На людей Господню жалость.
В несмолкающей тревоге
Пой, безмерная усталость,
И влекися по дороге.

Ниву спелую волнуешь,
Сердце темное тревожишь,
Но умчать с собой не можешь.
Ты недвижное волнуешь,
Ты стремленье знаменуешь,
Но томленья только множишь.
Неподвижное волнуешь,
Утомленное тревожишь.

Аллеею уродливых берез
Мы шли вблизи сурового забора,
Не заводя медлительного спора.
Аллеею уродливых берез
Вдоль колеи, где влекся грузный воз,
Боясь чего-то, шли мы слишком скоро.
Аллеею уродливых берез
Был скучен путь вдоль темного забора.

В иных веках, в иной отчизне,
О, если б столько людям я
Дал чародейного питья!
В иных веках, в иной отчизне
Моей трудолюбивой жизни
Дивился б строгий судия.
В иных веках, в иной отчизне
Как нежно славим был бы я!

Мои томительные дни
Омрачены жестокой бранью,
Моих сограждан щедрой данью.
Мои томительные дни –
В ночи медлительной огни
От ожиданий к увяданью.
Мои томительные дни
Россия омрачила бранью.

– Солнце, которому больно!
Что за нелепая ложь!
Где ты на небе найдешь
Солнце, которому больно? –
Солнце, смеяться довольно!
Если во мне ты поешь,
Разве же поешь ты безбольно?
Разве же боль эта – ложь?

Ты сжег мою умильную красу,
Жестокий лик пылающего бога,
Но у меня цветов и красок много,
И новую, багряную красу
Я над листвой поблеклой вознесу,
Чтоб не тужила гулкая дорога,
И пусть мою умильную красу
Сожгло пыланье яростного бога.

Ночь настала рано.
Рано, рано спать, –
Но кого-ж распять,
Чтоб наставший рано
Ирак живая рана
Стала колебаться
Ночь настала рано.
Рано, рано спать.

Безгрешно всё, и всё смешно,
И только я безумно грешен.
Мой темный жребий роком взвешен.
Безгрешно всё, и всё смешно.
Вам, люди, всё разрешено,
И каждый праведно утешен.
Засмейтесь люди, – всё смешно,
И даже я невинно грешен.