Леонид Бородин - Третья правда

А сейчас, представив себя один на один с этим кабаном-егерем, который еще мальчишкой один вытащил из болота корову за рога, Селиванов задергался, заметался и, высвободив, наконец, ногу из плена, кинулся к толстущей сосне.

- Не подходи! - закричал он визгливо, когда Рябинин вывернулся в лощину с последнего поворота. - Не подходи! Шлепну!

- Я тебе! - попридержав дыхание, с угрожающим спокойствием, но громко ответил егерь, и от такого его голоса у Селиванова подогнулись ноги.

- Шлепну!! - крикнул он надсадно и нажал спуск "Зауэра", не целясь и не успев даже прижать приклад к плечу. Отдача кинула его за сосну, и он чуть было не потерял равновесия, а когда выглянул, увидел егеря, барахтающегося в снегу.

- Таки шлепнул! - изумленно прошептал он, готовый шагнуть вперед, но из-за сугроба темным зрачком глянуло на него дуло егеревского карабина. Отшатнувшись за сосну снова, он не столько вздрогнул от выстрела, сколько от того, как вздрогнула громадина-сосна, получив пулю в свой промерзший ствол. Он выглянул с другой стороны, и на этот раз пуля, зацепив по краю щепу, осколками хлестнула его по лицу. Он лихорадочно соображал: стрелял в егеря из левого ствола, стало быть, картечью... не целился, значит, если зацепил, то не более одной или двумя картечина-ми, а может быть, не зацепил вовсе, и тот просто залег, хотя и не похоже на него.

- Эй! - крикнул он, не высовываясь. Ответом снова был выстрел, но на этот раз сосна не дрогнула.

- Да погоди ты пулять-то! - крикнул он громче, пригнулся к самому снегу, снял шапку и выглянул одним глазом.

Рябинин пытался подняться, одной рукой держа винтовку наготове, но вскрикнул и снова упал на снег, провалившись так глубоко в сугроб, что ствол винтовки уперся в небо.

- Зацепил! - прошептал Селиванов, еще никак не относясь к этому факту и лишь собираясь обдумать его. Барахтающийся в сугробе егерь походил на медведя, вылезающего из берлоги, и Селиванову снова стало страшно: он вскинул ружье на руки, но тут же шмыгнул за сосну - дуло выравнивалось, и над сугробом появилась голова Рябинина; даже его лицо, перекошенное то ли от злобы, то ли от боли, успел рассмотреть Селиванов.

- Эй, слышь, поговорим! - крикнул он просяще.

- Я те поговорю, гад! - прорычал в ответ Рябинин и выстрелил.

- Чего без толку патроны переводишь? Куды я тебе зацепил-то?

Рябинин молчал, левой рукой пытаясь дотянуться до бедра, в котором где-то застряла (или прошила насквозь) селивановская картечина. Будто спица проткнула ногу и торчала из нее, не позволяя подняться на камусы, ушедшие в снег на всю глубину сугроба.

- Слышь, давай поговорим! - крикнул снова Селиванов. - Куды зацепил-то? Ну чо молчишь! Не убиец же я! С испугу шлепнул!

- Высунешься, и я тебя шлепну! - глухо ответил егерь.

- Встать-то не можешь, что ли? - спросил Селиванов, стараясь придать голосу сочувствие, но поскольку говорить приходилось громко, вопрос прозвучал издевкой.

- И ты не уйдешь! - зло ответил Рябинин, дотянувшись, наконец, рукой до раны и ощутив кровь.

- Мне-то чего не уйти! - кричал Селиванов. - Так и уйду за сосной!

Сообразив, что, прикрываясь сосной, Селиванов действительно может уйти, егерь от отчаяния выстрелил два раза подряд и заворочался, доставая из подсумка другую обойму. Но Селиванов считал его выстрелы, и не успели щепки упасть на снег, как он выскочил из-за сосны и бросился к Рябинину. Уже держал егерь обойму в руке, уже опростать успел патронник, но Селиванов опередил. Когда винтовка вырвана была из рук, Рябинин, дернувшись всем телом, вскрикнул и перекосился.

- Гад! - прошептал он, глядя на сидящего в двух шагах от него Селиванова.

- Ежели ты помирать хочешь, твое дело, - спокойно, чувствуя себя, наконец, хозяином положения, говорил Селиванов. - Если не хочешь, давай уговор делать! И не ерепенься попусту! Не хотел я тебя убивать! Да ведь если б ты догнал меня, все зубы по снегу раскидал! Не так, что ли?

- Чего хочешь? - зло спросил Рябинин.

- Ногу зацепил?

- Чего хочешь? - повторил егерь.

- Чего? Перевязываю тебе ногу, тащу до дома, лечу - как на собаке заживет! А ты мне зла не делаешь.

- Ты меня - картечью, а я тебе зла не делать!

- Оба жить будем, - пожал плечами Селиванов и добавил неуверенно. Ну, если скажешь еще чего сделать... деньжата у меня найдутся... или чего другого...

Взглянул исподлобья на Рябинина.

- Хошь, служить тебе буду, чем хошь...

- Режь гачу!

Селиванов вскинулся, сбросил с ног камусы, проваливаясь выше колен, подошел к егерю, снял у него со спины вещмешок, растоптал вокруг снег, перевернул его на спину и осторожно ощупал ноги.

- Тут?

Рябинин поморщился.

- Ляжку прошило? А встать-то почему не можешь? Должон встать! рассуждал Селиванов, деловито и осторожно вспарывая штанину ножом и косясь на красное пятно на снегу. Картечина прошила ляжку наискось и вышла сбоку рваной раной. Рябинин хотел было приподняться и взглянуть на рану, но Селиванов не позволил, легким толчком откинув его на спину.

- У, гад! - еле сдерживая злобу, прошептал егерь, отворачиваясь от Селиванова.

- Ладно, ругайся! - пробубнил тот, разрывая какую-то тряпку повдоль и подкладывая ее снизу на выходную рану. - Оно, конечно, ничего доброго шлепать своего мужика, да говорю ж, с испугу! Эвон, сравни-ка свой кулак с моим! Тузить бы начал, так печенку отбил бы, кровью, чай, харкал бы! А я тебе сейчас смоляну приложу, и дырки после не сыщешь... Через неделю козлом прыгать будешь! Терпи, затягивать буду!

Ни на слова его, ни на действия егерь и ухом не повел.

- Рукавицы дай! - буркнул он. - Руки замерзли!

Селиванов хотел было подать рукавицы, что валялись на снегу, но, выщупав их сырость, подал свои. Тот попытался натянуть их.

- Мне твои наперстки знаешь на что натягивать! - и откинул их в сторону, дыша на пальцы.

Селиванов достал из своего вещмешка соболиную шкурку, распрямляя, сломал ее в несколь-ких местах; делал это с подчеркнутой небрежностью: дескать, плевать он хотел на шкурку. Выг-нул ее на обе руки егеря, потом снял с него шапку, стряс снег, надел снова, плотнее прикрыв уши.

- Хоть ты и здоров как кабан, а слабак! - говорил он при этом. Дырка-то у тебя пустяковая, я б с такой дыркой со следа не сошел! А ты вот валяешься, как колода...

Договорить не успел. Егерь схватил его за полу шубы, одной рукой подтянул, другой перехва-тил за шиворот, молча дважды ткнул лицом в снег по самый затылок и отшвырнул от себя. Отря-хиваясь и отплевываясь, притворно кашляя и чихая, Селиванов отполз подальше и только тогда жалобно и обидчиво заохал:

- А уговор-то как? Тут мордой об снег, а домой притащу - мордой об забор, да?!

Рябинин пытался встать, но что-то в ноге было основательно нарушено, она не слушалась. Зло выругавшись, он снова упал на спину.