Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Встаем мы тоже очень рано — в 6 часов, на рассвете. Я встаю раньше, Ал. Вас. позже. Она очень старается и, несмотря на то, что весь день одна, совсем не скучает.

Было два или три чудесных солнечных дня. Я ездил на резиновой лодке на Прорву, пробыл там весь день, сделал перерыв в работе. Вода такая прозрачная, что на огромной глубине видно дно. Ивы уже желтеют, и когда дует ветер, то Прорва совершенно сказочная — золотые листья перемешиваются с серебряными (листья ив — серебряные с изнанки), и все это блестит и сверкает под солнцем необыкновенно. На Прорве не встретил ни души. Развел на косе костер, кипятил себе чай. Рыба клюет странно, — она сбилась в стаи на глубине, и если попасть на стаю, то клев бешеный, но найти стаю трудно.

В лугах бродить очень одиноко, и даже не верится, что летом мы все бывали здесь. Были уже заморозки (на рассветах), иней, но днем на солнце еще летают бабочки и карамора. Третьего дня весь день летели журавли. Вчера уже летели стаями дикие утки.

Вчера после обеда я пошел на пристань (где раньше был Лялин), взял лодку и удил на песках, на той стороне. Неожиданно из зарослей ивы вышел человек, одетый с такой же элегантностью, как Арон, в фетровой шляпе, очень похожий на иностранца. Спросил мепя на ломаном русском языке, как пройти в Солотчу, очень церемонно поклонился и ушел. Странная встреча. Я не спрашивал его — кто он.

Спасибо Серяку за письмо и за газеты. Воображаю, какое смятенье в писательских квартирах. Вирту ругают всюду. В самобичевании Гехта есть что-то елейное, — мне оно не понравилось, — самобичевание в назначенный срок. Гехтеныш сделал это зря. Леонова жаль, потому что он все же очень самостоятельный и честный писатель. Сильно ли напуган Рувец?

Издали все это кажется мышиной возней. Нам до отъезда осталось уже немного — всего неделя. Скоро будем готовиться.

Пишите мне

Целую тебя и Серяка. Яа.

Семена настурции уже собрали.

Посылаю тебе лепестки наших подсолнухов.

Пьеса о Лермонтове получается очень трагической. Но это хорошо. Я придумал песню — ее поет часовой, — она тебе, должно быть, понравится.

30 ноября 1940 г. Москва

Дорогая Нина Николаевна, — почему Вы нам не пишете? Получили ли письма Валерии Владимировны? (Одно — с карточкой Сережки.) Мы узнаем о Вашей жизни только от А. А. Кулешова.

Я не писал в силу своего неумения писать письма. Только недавно я вернулся из Солотчи — жил там в октябре совершенно один (с Фунтиком). Много работал.

Прежде всего — о литературных делах.

В Детиздате наконец-то вышел сборник рассказов Александра Степановича. Он еще не поступил в продажу (есть пока «сигнальные» экземпляры). На днях я их получу. Я книги еще не видел, но Эйхлер говорит, что она издана прекрасно. Как только весь тираж будет отпечатан (на этих днях), Вам тотчас пошлют в Старый Крым авторские экземпляры.

Второе — в «Советском писателе» первый том (22 листа) уже пошел в производство. К весне должен выйти.

Третье — в Большом театре идет подготовка к постановке балета «Алые паруса». На дпях я узнаю фамилию композитора и либреттиста. Рассказывал мне об этом один из руководителей Большого театра т. Владимиров (режиссер и заведующий литературной частью театра). Говорит, что музыка и все в балете прекрасно. Мне сообщат, когда можно будет прослушать уже готовую музыку, и я напишу Вам.

У меня будут еще встречи с Владимировым (они предлагают мне написать оперу?!), и я поговорю с ним о Ваших авторских правах в связи с постановкой балета.

На днях я, по просьбе т. Серебрянского, написал короткую и чисто фактическую биографию А. С. для «Истории советской литературы». Не знаю, чья будет основная статья, — кажется, Зелинского.

Кроме злополучной Немировой, все новые и новые чтецы (и хорошие) начинают читать рассказы А. С.

Как видите, все хорошо.

«Простые сердца» уже, к сожалению, не идут. В Москве вообще снято с репертуара множество пьес — результат очередной реперткомовской паники.

Когда Вы собираетесь в Москву? Нас в Москве не будет с 30 декабря по 14 января — на Сережкины каникулы мы думаем уехать. Ал. Ал. Кулешов говорил, что Вы приедете в январе. Будем Вас ждать. Такое ощущение, что мы не виделись много лет <���…>

Всего хорошего.

Ваш Я. Паустовский.

2 февраля 1941 г. Переделкино

Дорогой Дмитрий Борисович, — два последние дня я все время думал над сюжетом оперы, писал, рвал и выбрасывал написанное и, в конце концов, убедился, что ничего не получится. Очевидно, в самом замысле есть какая-то скрытая фальшь и надуманность, и это, как обычно, мстит за себя и накладывает на всю вещь (особенно на конец) отпечаток слащавости и искусственности.

Чем больше я мучаюсь над этим «шотландским» сюжетом, тем яснее мне становится, что оперу следует писать по первому «Северному рассказу». От добра добра не ищут.

Если Вы не окончательно махнули на меня рукой, то перечитайте рассказ, подумайте над ним, и, мне кажется, Вы со мной согласитесь. Он современен в подлинном значении этого слова (сейчас ведь понятие современности очень вульгарно подменяют понятием злободневности), и с этой стороны нам нечего опасаться, если опера удастся, то, как все хорошие вещи, она в самой себе будет нести право на существование, на победу, на долгую жизнь.

В «Северный рассказ» можно ввести сцены, которые придадут всей вещи особую музыкальность. Перевести «Северный рассказ» на язык оперы сравнительно легко. В нем — живые люди, а здесь, в «шотландском» сюжете, люди схематичны. Я их плохо вижу и сбиваюсь то на диккенсовский, то на стивенсоновский круг героев.

Подумайте, не сердитесь на меня за эту невероятную «волынку» с сюжетом и решайте. Я чувствую себя преступником перед Вами, и это меня удручает, так как с первой же встречи у меня создалось убеждение, что мы с Вами могли бы прекрасно сработаться.

Жду вашего ответа.

Ваш К. Паустовский.

8 апреля 1941 г. Москва

Серяк, — пишу, как ты просил, через копирку. Как ты себя чувствуешь? Не изводят ли тебя самолеты, они там ревут круглые сутки.

Звэра очень торопится, бежит на Пятницкую купить тебе цветок. Сейчас придут дезинфекторы. Два раза приходили санитарные врачи и вели себя так, как будто у нас чума. По случаю дезинфекторов сегодняшнюю передачу тебе отвезет Елизавета Сафроновна. Она сияет, заранее предчувствуя удовольствия от этой не меньше чем десятичасовой поездки.

Новости: пришел английский выпуск «Интернациональной литературы», — там напечатан перевод «Парусного мастера». Звэра говорит, что перевод очень хороший. Сегодня в «Правде» напечатана большая заметка о съемке фильма «Лермонтов». Вчера Звэра с Рувцом была на собрании лермонтоведов в Театральном о — ве. Лермонтоведы… выли от негодования и требовали запрещения пьесы, говорили о том, что я — гордый автор, считающий их ничтожествами… Самое пикантное, что Бродский обрушился на пьесу, тогда как у меня лежит в столе его письменный отзыв о пьесе, где он ее в общем хвалит. Лермонтоведам отвечал Левидов — очень резко и хорошо. Сегодня придет Рувец — он кипит от негодования.