Анатолий Галиев - Расколотое небо

Лоуфорд завертел головой, шелковый шарф, намотанный на шею, чтобы не натереть ее, вдруг стал тугим, сдавил горло.

Пристроившись где-то близ города, в хвосте эскадрильи шли вражеские аэропланы. Сколько их, пайлот сосчитать сначала не успел, потому что летели они тоже со стороны солнца, и ослепительное сияние ударило, обожгло глаза до радужных пятен. Лоуфорд явственно видел, как разом открыла огонь вся эскадрилья. Закричал было: набирать высоту. Понял, глупо: никто не услышит.

Но и в это мгновение страха еще не было. Русские (это он знал) пилотируют плохо, на своих слабых машинах даже на крутые виражи не решаются, разворачиваются медленно и плоско, как они говорят, «блинчиком», на вертикали и скольжение не выходят — моторы не выдержат.

В тот миг в кончиках пальцев, крепко державших ручку управления, мелко закололо, по телу прошла волна привычного жаркого озноба, как всегда перед хорошей дракой. Лоуфорд отсигналил летнабу, четыре бомбы, облегчая машину для свободного боя, ушли куда-то в крыши и купола. Стрелок приник к пулемету, ободряюще показал большой палец: готов!

Лоуфорд одним взглядом охватил пространство боя и зло ощерился: позор! Его строй атаковали всего две машины: истребитель «ньюпор» и тихоходный древний «фарман», ползший далеко позади. Но эскадрилья, словно ошалев от неожиданного нападения, вместо того чтобы уйти в высоту, которую русским не взять, или разумно принимать бой, развернувшись на встречный курс, разваливалась на глазах, как стог сена под ветром. Одни бессмысленно метались у земли, другие уходили на юг, третьи, беспорядочно облегчаясь от бомб, лезли прямо к Волге, под огонь военных кораблей. Вслед за ними рвался «ньюпор» с красным капотом, загонял под огонь зениток, время от времени покачивая толстыми короткими плоскостями.

Лоуфорд резко рванул ручку, вышел на глубокий вираж, выровнялся и пошел, нацелившись на краснорылую машину. Он знал точно — такого удара никто не выдерживал. Пилот отвернет, уйдет вверх или вниз, но в любом случае подставит себя уже незащищенный массой мотора под мгновенный удар пулемета. Стрелок знал любимый прием шеф-пайлота, насторожился, собравшись в комок. Все решали нервы и точный расчет.

Мелькнули считанные секунды. «Ньюпор», словно поняв намерения Лоуфорда, развернулся и пошел навстречу. С медленной быстротой, как во сне, перед пайлотом вырастал тупой нос встречной машины, прозрачный круг винта, он явственно различал, как из патрубков на моторе вытекают сгустки газов.

«Сейчас… Сейчас…» — думал Лоуфорд, чувствуя, как холодеет лицо от желания увидеть: мелькнет над головой исцарапанное перкалевое брюхо и вдоль него ляжет, распарывая, как рыбу ножом, очередь.

«Ты хороший парень, — успел он еще подумать. — Но все равно тебе конец».

И здесь случилось то, чего он никак не ожидал и что ошеломило: русский, поняв, что прицел его не совсем точен, едва уловимым движением легко подправил «ньюпор» так, что тупой нос его уперся прямо в винт машины Лоуфорда. И тогда впервые Генри изумленно понял, нет, не понял, почувствовал: этот не отвернет! Еще несколько секунд и, врезавшись друг в друга, они станут просто дымным облаком, в котором смешаются клочки плоти, кровь, металл моторов и последний крик Лоуфорда. Руки действовали автоматически, он резко двинул ручку от себя, машина клюнула, по глазам пайлота неуловимо быстро мелькнула тень «ньюпора». Стрельбы он не слышал, только машину тряхнуло, как от удара бичом. В зеркало он увидел, как сполз, сидевший спиной к нему, стрелок и, словно яйцо, мерно закачалась его голова в шлеме.

Руки внезапно налились свинцом, тело обмякло, испарина тронула лицо. Как будто пробежал десять миль без отдыха, а второе дыхание так и не открылось.

Он по себе знал: второй атаки не будет. Слишком много сил и нервной энергии отбирает даже одна такая схватка, после таких боев он ощущал только одно — смертельную усталость, безразличие и желание поскорее приземлиться, чтобы вывалиться из машины и полежать на траве.

Но был еще долг командира, и, пересиливая себя, он начал оглядывать пространство над городом, чтобы собрать и увести эскадрилью. Впереди у горизонта расплывались черточки, храбрецы уходили врассыпную, но курс держали общий — к югу. Лоуфорд хотел выругаться, но не успел. От левой плоскости полетели ошметки, он вздернул голову, оцепенел. Этот сумасшедший на «ньюпоре», набрав хорошую высоту, теперь плавно ниспадал, ведя огонь короткими, экономными очередями. Это было так противоестественно, что Лоуфорд непременно бы погиб, если бы промедлил. Однако сработали заученно рефлексы, педаль газа вжалась до конца. «Ньюпор» прошел метрах в десяти от плоскости. Круглая кожаная голова пилота блеснула выпуклыми очками. Он погрозил кулаком. Лоуфорду померещилось, что он смеется.

Нет, это был, конечно, превосходный мастер. В английской армии на хорошей машине ему бы цены не было.

Дальнейшее туманила пелена страха. Потому что впервые пайлот понял — за ним охотятся, не он, а за ним. Яростно, но деловито. От быстрой серии эволюций Лоуфорд хватал воздух, задыхался. Опомнился только тогда, когда от высоты острая боль пронзила виски, земля ушла далеко вниз, лежала плоская и пестрая, как топографическая карта, искусанные губы покрылись шершавой, сухой коркой. «Ньюпор» куда-то исчез, видно пилот понял — на высоте его не достанет, или просто у него вышел запас горючего.

Британец положил машину на обратный курс. Город и Волгу оставил справа. Вскоре увидел — у небольшого села в степи стоит, расплываясь, столб дыма. Понял — кто-то из своих нашел последний аэродром именно здесь. Но снижаться не стал. Плыло медленно внизу зеленое море камышей, прошитое полосками и пятнами воды, открылся берег моря. Мотор работал ровно, и все было спокойно вокруг, словно шел обычный тренировочный полет.

Но сэр Генри работал автоматически, занятый неожиданными и непривычными думами. Откуда они взялись? Ведь аэродром был накрыт точно еще в первой бомбардировке! Сколько у них еще таких фанатиков? Боже, как глупо все получилось! Страх постепенно проходил. Ему уже снова хотелось увидеть облупленный красный нос, юркий силуэт темно-зеленого «ньюпора». Сегодня в чем-то тот, с нелепыми звездами на крыльях, оказался увереннее и сильнее. В чем? Неожиданность? Да! Но не только. Здесь был какой-то просчет. Он привык драться с противником, похожим на него самого. Никто не хочет умирать! Это было главным. И если у тебя крепче нервы, то ты заставишь любого вспомнить об этом в последнюю секунду и сломаться. Но этот сегодня заставил вспомнить почему-то простую истину его, Лоуфорда. Он чувствовал, сегодня не пилотаж, не мощь моторов решила судьбу боя. Неужели тот действительно не боялся смерти? Ну нет, этого быть не может! Никто не хочет умирать! И завтра же он должен, обязан вогнать этого мальчика — теперь он был уверен, что только юнец мог так безрассудно атаковать! — в землю.