Владимир Писаревский - На месте зеленой беседки

— Надюша, уйди, — снова попросил Юра.

— Никуда я не уйду, — отрезала Надя. — А если тронете его, заору, людей буду звать.

Видимо, решив не тратить на нее время, Филипчук приступил к главному:

— Ты что же, дорогой корешок, деньги, не отдал, себе зажилил?

— Я не брал у пацанов денег, «бугор».

— Это ты своей деточке рассказывай, не мне.

— Я правду говорю. И ты это знаешь.

— А те сто рублей, что мне должен?

— Я тебе тогда сказал, что не дам.

— И сейчас повторяешь?

— Повторяю.

— Ну, а я повторять не люблю. Поэтому запомни: у тебя два дня. Сегодня третье марта. Значит, пятого — у вас как раз получка — после работы около проходной ждем. Не принесешь, или улизнуть попробуешь, или, того хуже, с «мусором» выйдешь — пеняй на себя.

Будто сговорились: разом развернулись и ушли.

Надя подошла тихая, прижалась к Юре. Только выйдя на людную улицу, спросила:

— Оттуда?

Юра кивнул.

— Сколько ты им должен?

— Нисколько.

— А что же они требуют?

Пришлось рассказать. При словах «триста пятьдесят рублей» девушка ахнула.

— Что думаешь делать?

— Ничего.

— Как ничего? — испугалась Надя. — Такие слов на ветер не бросают.

Юра действительно ничего не собирался предпринимать, кроме того, что с завтрашнего дня иметь при себе складной нож — для уверенности.

Все его попытки успокоить Надю ни к чему не привели. Совсем замерзшие, они расстались у общежития, и она шмыгнула за дверь потерянная, подавленная, расстроенная и только кивнула на его слова:

— Смотри, ни матери, ни деду, ни ребятам!

В день получки, отходя от кассы, Белов сказал Юре:

— Зайди к мастеру.

— Зачем?

— Не знаю. Олег просил позвать.

В конторке оказались Ильина и Максименко. Валентина достала из кармана комбинезона пачку денег и протянула Иванникову.

— Возьми, здесь триста рублей. Наши бригады собрали. Добавь свои пятьдесят и рассчитайся. Потом будешь понемногу возвращать.

— А ведь обещала молчать.

Юра даже закачался от злости.

— Надю не вини. Ты просил не говорить матери, Николаю Филипповичу и бригаде, так?

Иванников молчал. Только желваки ходили по скулам.

— Я тебя спрашиваю: так или не так? — повысила Ильина голос.

— Ну, так, — чтобы отвязаться, буркнул Юрий.

— А про меня забыл? Вот, чтобы не забывал, она мне и рассказала. — Валя перешла на другую тональность, стараясь обратить все в шутку. — Долго я буду держать? — Она протянула деньги.

— До сканчания века! — выкрикнул Иванников, напомнив того мальчишку из зеленой беседки. — Я просил?

— Это от души, Юра, — тихо сказал Олег Викторович. — Возьми, не обижай людей.

— Мне милостыня не нужна.

— Никто тебе милостыню и не сует. Это не подарок, а в долг. Нас много, нам не в убыток, а для тебя возможность безопасно отвязаться от прошлого.

— Да не должен я им ничего! — уже вовсю кричал Юрий, возмущенный, что ему не верят. — И не возьму ваших денег.

— Прекрати! Не хватало еще в истерике забиться. Тоже мне «сильный пол»! — прикрикнула Ильина. — На себя наплевать, так о матери подумай, о Надьке позаботься. Девка с лица за дна дня спала.

— Как же я буду отдавать трудом заработанные деньги, если действительно не должен? — чуть слышно, тяжело дыша, сказал Юра. — Это нечестно, гнусно.

Так хорошо придуманный и подготовленный выход рушился: поел этих слов у Ильиной и Максименко не хватило духа настаивать.

— Что же тогда делать? — растерялась Валя.

— Придется, видно, драться. Силы мне не занимать. Справлюсь, — попытался успокоить их Юра.

— Нет, так не пойдет, — возразил бригадир. — Выйдем с завод всем звеном. Покажешь их. Попробую переговорить. Если не захоти понять, скрутим и сдадим в милицию.

— Хорошо, — не стал спорить Юра, понимая беспокойство товарищей, но не собираясь прибегать к их помощи. «Бесполезно, — реши он. — Моя беда — мне и расхлебывать».

Драки все равно не миновать, уж кого-кого, а Филипчука, с его злостью и подлостью, он хорошо знал. Подставлять же под удар ребят не в его правилах.

В тот день бригаде Максименко пришлось распрощаться со званием «Дружных ребят». Дружными на этот раз в четырехсотом цехе был признаны девчата.

На сцене стояли смущенные девушки из бригады Ильиной и принимали цветы «Дружных ребят», которым не оставалось ничего другое» как делать вид, что уступили свое звание только по случаю Междуш родного женского дня.

Получив путевки все в те же «Ромашки», Надя потрясла премией над головой. Юра понял, к кому это относится.

Подарок Наде — чеканка ее портрета — давно готов, и, если сегодня все обойдется, он будет рад сказать весенним «Ромашкам»: «Здрасте

Пока все заняты поздравлениями, Юра потихоньку стал пятиться к двери.

Выйдя из проходной, огляделся. Никого. Подождал, но никто не подходил. Ну что ж, можно идти.

И он зашагал домой, временами посматривая назад.

Неожиданного нападения он не боялся: по всем правилам, с ним должно произойти выяснение отношений.

Случайно брошенный на противоположную сторону улицы взгляд все разъяснил: параллельно ему в том же направлении шел Зото и впереди — Филипчук и Елкин. Значит, проверяют.

Иванников пересек улицу.

— Принес? — односложно спросил Зотов, как только Юра пора! мялся с ним.

— Нет, — последовал такой же короткий ответ и попытка разобраться: — Послушай, Андрей, давай поговорим.

— Не о чем, — отрезал тот и пошел в другую сторону, махнув с спиной Юрия рукой.

Иванников ускорил шаг, рассчитывая догнать Филипчука и Елкина, но их уже не было видно. Вот теперь, когда поставлены точки над и, можно ждать любой пакости. Юрий изменил обычный маршрут сделал большой круг. Держа наготове раскрытый нож, с опасной вздрагивая от шорохов, шел через самое темное место вдоль своего дома. Благополучно миновав его, убрал нож в карман и остановился перед парадной, чтобы унять спринтерский бег сердца.

«Проскочить бы так же удачно завтра, а там «Ромашки».

Хлопнувшая за ним дверь заглушила звук сбившего с ног удара. Задохнувшись, корчился от наносимых ногами побоев, инстинктивно прикрывая руками лицо и голову. Искры перед глазами сменились обрывками тумана, боль стала тупой, потом совсем исчезла.

Надя, Николай Филиппович, Максименко и Белов, как только хватились, что Юра исчез, бросились следом, надеясь догнать по дороге. Но опоздали.

В темноте подъезда наткнулись на потерявшего сознание Юру.

Максименко посветил огоньком зажигалки. В глаза бросилось избитое лицо.

Николай Филиппович позвонил в ближайшую квартиру. Как только дверь открылась, отрывисто спросил:

— Телефон есть?

И исчез.

Надя присела на корточки, приложила ухо к Юриной груди. Удары сердца не были слышны, но она ощутила, как чуть заметно поднимается и опускается грудь.