Юрий Лаптев - Следствие не закончено

Повышенный интерес, с которым второй секретарь райкома отнесся к такому, казалось, не столь важному событию, как пьянство Бубенцова, был не просто проявлением участия. Все дело в том, что месяца три назад, еще до того, как Бубенцов стал председателем колхоза, вопрос о недостойном тогда поведении Федора Васильевича обсуждался в райкоме. И вот на этом заседании Матвеев выступил весьма сурово и обличительно. Он предложил поставить на бюро райкома вопрос об исключении Бубенцова из рядов партии: «Надо раз и навсегда отбить у некоторых вояк охоту безобразничать! Чтобы и другим неповадно было».

Однако Матвееву горячо и резко возразил Торопчин, вызванный в райком Натальей Захаровной специально по этому вопросу. Особенно обидела Петра Петровича такая фраза секретаря колхозной партийной организации:

— Видите ли, товарищ Матвеев, отмахнуться от трудного человека — это, по-моему, признать свое бессилие. Поэтому я возражаю. Бубенцов пока не преступник!

— Ну, еще бы — герой Отечественной войны и инвалид! — Матвеев иронически усмехнулся. — Так, что ли?

— Это надо уважать! — серьезно сказал Торопчин.

— Тогда носитесь с ним, как… — с языка Матвеева чуть было не сорвались излишне грубые слова, но он вовремя удержался. — Кстати, у вас с Бубенцовым, по-видимому, приятельские отношения.

— Дружеские, — поправил Торопчин.

— Так. Все понятно.

— А мне — нет, — вмешалась в разговор Наталья Захаровна. — Конечно, мы должны очень бережно относиться к каждому члену партии, но еще больше беречь честь всей организации.

— Совершенно правильно! — Матвееву показалось, что первый секретарь соглашается с ним, и он добавил торжествующе: — Паршивая овца все стадо портит!

— Ух ты! — Васильева недовольно поморщилась. — Овца, стадо… Я бы все-таки некоторые поговорочки пересмотрела… Да, а как же ты, Иван Григорьевич, предлагаешь поступить с твоим другом?

— Я? — Прямой вопрос Натальи Захаровны застал Торопчина врасплох, в чем он и признался: — Честно говоря… пока не знаю.

— Четкий ответ, — насмешливо глядя на Торопчина, сказал Матвеев.

— Зато честный, — добавила Васильева. — Ну что же, я лично согласна с Иваном Григорьевичем и думаю, что в этом вопросе особенно торопиться не стоит. Как, Петр Петрович?

— Разрешите мне остаться при своем мнении, Наталья Захаровна, — сухо ответил Матвеев. — Время покажет.

Торопчина очень обрадовало сообщение о том, что сеялки благополучно прибыли в «Светлый путь» и через час выйдут на поле.

— Мы, признаться, думали, что председатель нас начнет крыть, а он даже словечка не сказал, — закончил свой рассказ по телефону Петр Аникеев.

— Плохо вы, значит, знаете своего председателя, — ответил Аникееву Иван Григорьевич. Он даже, вспомнив весь свой разговор с Бубенцовым, осудил сам себя за то, что поставил Бубенцова в обидное положение. Решил во что бы то ни стало сегодня же поговорить с Федором Васильевичем по душам. И потому, придя на товарную ферму, где нужно было осмотреть коров перед выпасом, Торопчин все время обдумывал, как, какими словами выскажет Бубенцову свои самые сокровенные мысли. Увлекшись размышлениями, иногда даже отвечал невпопад, в чем его и укорила бригадирша Анастасия Новоселова.

— Чтой-то ты, Иван Григорьевич, сумной стал какой-то. Фантазию Чернухой назвал, а Лебедке в карточку написал… не пойму даже чего. Мои коровушки такого отношения не любят. И так они, сердешные, за зиму все в ребра ушли.

Торопчин удивленно взглянул на бригадиршу. Потом улыбнулся.

— Прости, Анастасия Федоровна. Задумался я — вот и путаю.

— Задумался? — Новоселова внимательно поглядела на расстроенное лицо Торопчина. — Это плохо. От работы человек так не устает, как от мыслей. Тогда давай лучше отложим. И то — все люди сегодня отдыхают, а мы с тобой чем хуже? Да и девушкам моим погулять охота.

— Отложим? — Иван Григорьевич рассеянно оглядел коровник, трех доярок. Две смотрели на Торопчина просительно, а третья — Клавдия Шаталова — не смотрела вообще. — Нет, Анастасия Федоровна, — вновь повернувшись к Новоселовой, решительно сказал Торопчин, — хоть и сердятся на меня твои девушки, а работу надо закончить сегодня.

Иван Григорьевич приступил к делу, уже не отвлекаясь посторонними мыслями. Но все-таки в этот день работу не закончил.

Помешал завхоз Кочетков. Он пришел в коровник, отозвал Торопчина в сторону и сообщил ему, что председатель «загулял». Это известие привез из района счетовод Саватеев, у которого Бубенцов взял заимообразно пятьсот рублей колхозных денег.

Сообщение поразило Торопчина и очень расстроило.

— Плохо. Просто несчастье. Эх, Федор, Федор!

— Кем был, тем и остался. — Завхоз не забыл того, как Федор Васильевич хозяйничал в его избе и выгонял на работу Елизавету. — Правильно ты, Иван Григорьевич, его, самодура, сегодня урезал! Мало еще.

— Помолчи! — неожиданно резко оборвал Кочеткова Торопчин. — Пьяный проспится, а вот дурак — никогда. Сам я виноват во многом, раз не сумел подойти к человеку. Да и вы тоже хороши!

— А при чем мы? — взъерепенился было Кочетков, но, встретившись взглядом с Торопчиным, осекся.

— Ни при чем и останетесь! — сказал Иван Григорьевич и, круто повернувшись, пошел к выходу из коровника.

Торопчин очень разволновался. Хоть и разладились у него в последнее время отношения с председателем колхоза, хоть и дошли их разногласия до прямой ссоры, но все-таки Федор Васильевич был для него, пожалуй, самым дорогим человеком. Пусть строптивый, но прямой, пусть грубый, но честный. Пусть даже заблуждается Бубенцов в отношениях с людьми, неверно понимает свои права и обязанности, но уж если станет на правильную дорогу, никакая сила не свернет с нее Федора. Крепкого нутра человек.

А вообще, кто бы знал, как трудно Ивану Григорьевичу, молодому еще коммунисту, работать с людьми. Какие они разные, все люди, а ведь каждого человека надо понять, найти и развить в нем все хорошее осторожно, чтобы не отвратить от себя, указать на недостатки. Ну, с молодыми легче. Молодое деревцо согни, оно не сломается, выпрямится и снова всеми веточками потянется к солнцу. Только бы ничто не преграждало дорогу. Так и человек должен стремиться к правде.

Одно солнце на небе, и одна, только одна правда на земле! Но ведь и солнце надолго иногда закрывают черные тучи. А правду… сами люди часто затемняют истину путаным поучением. Одни не понимают, а у других и умысел нехороший.

Ссутулив широкие плечи, не глядя по сторонам, шел посредине улицы Иван Григорьевич Торопчин. Проходя мимо дома Бубенцова, задержался. Хотел было зайти, но передумал.