Николай Евдокимов - У памяти свои законы

Простившись с Нюркой, Михаил Антонович пошел на завод к начальнику цеха. Было раннее утро, но начальник цеха уже находился на месте и сразу принял его.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Мне трудно ответить на этот вопрос, — сказал Михаил Антонович. — Наверно, случилось — я не могу исполнять свою работу.

— Что значит «не могу»? — удивился начальник цеха. — Ты же прекрасно работаешь.

— Я плохо работаю, — сказал Михаил Антонович, — я исполняю движения, которым научился когда-то, а души у меня нет...

— А ну тебя, блаженный ты человек. Не морочь, пожалуйста, голову. Иди и спокойно работай.

— Не могу, — сказал Михаил Антонович, — я хотел и старался, но устал от своих напрасных стараний. Ты сам знаешь, нельзя работать с пустой душой, а душа у меня пуста...

— Наполни ее чем-нибудь, — попробовал пошутить начальник цеха и щелкнул себя по горлу, но Михаил Антонович не принял его шутку, а, наоборот, досадливо нахмурился. — Ты же мастер, — сказал начальник цеха, — у тебя золотые руки. Ну что с тобой? Пожалуйста, не надо о душе, не будем говорить о душе. Мы взрослые люди... Мне сталь нужна, а не твоя душа,

— Я же пустой, — сказал Михаил Антонович. Они говорили на разных языках, будто жили в разных мирах, а ведь его и понимать не надо, потому что это закон всякого разумного творения — человек бесплоден, если душа его пуста, созидают ведь не руки, а сердце. Впрочем, и пустыми руками можно складывать предметы, вещи, картины, скульптуры и даже варить металл, но в этих предметах, вещах, в этом металле и в этих картинах не будет искусства и жизни, они умрут скорой смертью, потому что в наследство им ничего не дано от заинтересованной и вдохновенной души — создавшим их двигал второстепенный интерес.

Начальник цеха развел руками.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Не будем вдаваться в сложности чувств... Что тебе нужно? Может быть, отпуск?

— Да, — сказал Михаил Антонович.

— Ты будешь искать свою душу, а кто-то тут за тебя будет в две смены вкалывать, так? Ну, ладно, иди. Но чтобы потом душа была на месте, слышишь?

— Слышу, — ответил Михаил Антонович.

Он не стал заходить домой, а прямо с завода быстрой мужской походкой направился на железнодорожный вокзал.

На вокзале он занял в поезде плацкартное место на верхней полке, снял ботинки и лег, смотря через окно на перрон, где бежали опаздывающие пассажиры. Поезд тронулся по расписанию, отъехал от станционных построек и прощально поплыл мимо прекрасного завода, торжественно живущего своей жизнью без Михаила Антоновича и его неспокойной души. Из далекой трубы мартеновского цеха клубами ползли кольца бурого и черного дыма — кто-то вел завалку.

Дым поднимался к небу и превращался там в облака, а облака гнались за поездом, но поезд убегал от них, и убежал, и увез Михаила Антоновича по гремучему мосту за реку, и помчал по широким полям, мимо зеленых лесов, в далекую сибирскую землю.

Михаил Антонович отдыхал в поезде, знакомился с незнакомыми людьми, которые, как и он, ехали искать свое понимание счастья. Иные уже возвращались, другие же ехали просто так, по пустым домашним делам и не знали еще своим сознанием, что со временем каждому человеку предстоит догонять себя.

Поезд умчал Михаила Антоновича далеко от родных мест, в незнакомые, необычные видом и климатом края, В старинном городе Томске поезду была конечная остановка, он отправился на запасной путь — отдыхать перед обратной дорогой, а Михаил Антонович пошел искать бывшую жену Катерину.

Томск был большим и зеленым городом. Михаил Антонович шел по его улицам и удивлялся состоянию своих чувств, испытывая непонятное волнение. Кровь стучала в голове, но он не мог понять причину неясного своего беспокойства. Что-то искало отзвука и понимания в его сердце, но что, Михаил Антонович не знал.

В зелени улиц, над деревьями, под солнцем, бьющим в глаза, что-то плыло, как призрачный дым, как паутина кружев. Весь город был будто в мыльной пене, будто в тополином пуху.

Михаил Антонович остановился и замер, поняв вдруг, в неожиданный миг, причину своего волнения.

Он увидел незнакомую красоту. Поначалу ему показалось, что настоящий дым плывет над деревянными домами, но теперь видел, что это не дым, а прекрасное чудо, которое живет на здешних улицах.

Кружевные терема стояли перед ним как доподлинное диво дивное, пришедшее сюда из старой русской сказки или древней былины. Затейливые узоры, вырубленные еще в давние времена искусной рукой, жили живой жизнью и украшали город дымной прозрачной красотой. Легкие, как пена, они опоясывали дома, свисали с наличников, со ставен, коньков крыш, с заплотов и высоких ворот. «Как хорошо! — подумал Михаил Антонович. — Сколько же на земле неожиданных чудес, и как велик человек, который все может, даже из дерева творить музыку».

Катерина работала в столовой, расположенной в одном из таких теремов, терем был чист и ясен старинным лицом, но внутри него стояли кухонный чад и духота от вспотевших посетителей. Михаил Антонович не рассчитывал, что быстро найдет Катерину, и приготовился к долгим поискам, большим ожиданиям, но его предположения не оправдались, он сразу, еще в дверях, увидел ее. На железном подносе она принесла еду двум бородатым мужчинам, расставила тарелки на столе и опять ушла на кухню. Михаил Антонович вошел в помещение, сел в дальнем углу и стал ждать нового ее появления, гадая, какой ему будет от нее прием. Она снова появилась у другого столика, с едой для других людей — трех женщин с тремя мешками. Встала спиной к Михаилу Антоновичу, разговорилась с этими женщинами, посмеялась и направилась собирать со столов грязную посуду. Она все ближе подходила к Михаилу Антоновичу и наконец увидела его и как бы не удивилась, только брови чуть-чуть приподняла. А потом сказала:

— Знала, что ты приедешь...

— Почему?

— Изучила за долгую жизнь.

— Не волнуйся, — сказал он, — я сегодня уеду с обратным поездом.

— Я не волнуюсь... Ну, погоди, я сменюсь сейчас.

Она накормила его обедом, а потом сменилась и вышла с ним на вольный воздух.

— Я тебя не поведу к сестре, — сказала она, — не надо. Сестра разжалобится, а это ни к чему, ей непонятно, что мы с тобой не родные, а просто знакомые люди.

Они сели в автобус и поехали на высокий берег широкой реки. Река текла спокойным, небыстрым течением по просторной земле, украшенной разноцветными лесами.

— Зачем ты приехал? — спросила Катерина, когда он налюбовался незнакомой ему сибирской природой.

— Не знаю, — ответил он.

— А я знаю, — сказала она. — Не беспокойся, чудак-человек, живи спокойно, нет у тебя передо мной никакой вины. Может быть, не ты, а я должна укоряться...

— В чем? — спросил он.