Карел Чапек - Гордубал

Слава тебе, господи, вот я и в деревне. С приездом

1 boys - ребята, парни (англ.).

2 Teddy-bear - игрушечный медведь (англ.).

3 handbag - сумочка (англ.).

4 f I a s h I i g h t - карманный фонарик (англ.).

5 Suitcase - чемодан (англ.).

вас, Юрай Гордубал! И Юрай Гордубал останавливается - черт знает, отчего таким тяжелым стал вдруг чемодан? Надо бы утереть пот. Эх, господи, что ж это я не умылся в ручье, нужно было вынуть бритву, зеркало да побриться у воды! А то ни дать ни взять - чистый цыган, бродяга, разбойник. Не поворотить ли назад и умыться, прежде чем покажусь Полане на глаза? Нет, не годится, Гордубал, тебя уже заметили. За Михальчуковым забором, из заросшей лопухом канавы, таращит глазенки удивленный малыш. Окликни его, Гордубал, спроси: "Чей ты, не Михальчуков ли?" И мальчуган пускается наутек, шлепая босыми ножонками.

А что, если обойти деревню и пробраться домой задами? думает Гордубал. Это можно, да, глядишь, накинутся на меня: "Эй ты, куда лезешь! Заворачивай оглобли, не то огрею кнутом!" Ничего не поделаешь, придется идти деревней; ох, господи, хоть бы этот чемодан не оттягивал руку!

III

Бабье лицо за окошком с геранью, желтоглазые подсолнечники, старуха на дворе выплескивает что-то, детишки останавливаются и таращатся: эй, эй, кто-то чужой идет! - дедка Кирилл жует губами и даже глаз не подымает; еще один толчок в сердце, и - с нами бог! - Юрай входит, нагнув голову, в ворота своего дома.

Своего? Ты же ошибся, дурачок! Разве это Гордубалова деревянная изба, деревянный хлев и бревенчатый амбар? Это же целая усадьба; каменный дом крыт черепицей, на дворе колодец с железным насосом, железные плуг и борона, - поместье, дай только; живей, Гордубал, живей убирайся отсюда со своим черным чемоданчиком, пока не вышел хозяин и не сказал: "Ну что ты тут вынюхиваешь?" - "Добрый день, хозяин, не жила ли здесь Полана Гордубалова?.. Прошу прощенья, я, видно, ошибся малость".

На крыльцо выходит Полана и останавливается как вкопанная. Судорожно прижимая руки к груди, она тяжело и прерывисто дышит и не сводит с мужа испуганных глаз.

И теперь не знает Юрай Гордубал, что сказать: столько раз он представлял себе эту встречу - и отчего же она ни на что не похожа? Не закрыл он глаз Полане, подкравшись сзади, не стукнул ночью в окошко, не пришел со словами благословения в вечерний час, когда звонит стадо, нет, вот он: ввалился щетинистый и неумытый. Ну чего ж удивляться, если женщина испугалась? И голос у Гордубала какой-то чужой, хриплый... Господи, наставь, вразуми, что можно вымолвить эдаким нечеловеческим голосом.

Полана отступает, слишком далеко отступает, давая ему войти, - ах, Полана, я бы прошмыгнул и так! - и произносит почти беззвучно и каким-то не своим голосом:

- Входи, я позову Гафью.

А, Гафью? Но сперва мне бы хотелось обнять тебя за плечи, Полана, и сказать: "Ну, милая, я сам не рад, что перепугал тебя. Слава богу, вот я и дома. Ишь как ты все здесь устроила. Новая кровать, гора подушек, стол тоже новый и крепкий; на стене иконы, таких нет и в Америке. Пол дощатый, и цветы на окнах. Молодец, Полана, хорошая ты хозяйка!"

Юрай Гордубал тихонько усаживается на свой чемодан. Умница Полана, знает свое дело. Видать по всему, у нее не меньше дюжины коров, а может, и побольше. Слава богу, не зря я работал. Ох, и жарко в шахте, милая! Кабы знала ты, что там за пекло.

Полана не возвращается. И Юраю Гордубалу становится неловко, словно его надолго оставили одного в чужой избе. Погожу во дворе, решает он, заодно умоюсь. Эх, снять бы рубаху, пустить струю студеной воды на плечи, на голову, намочить волосы, брызгаться и гоготать от удовольствия. Нет, нет, не годится! Не время, еще не время! Пока можно только нацедить немножко воды из помпы. Раньше тут стоял деревянный сруб и бадья с журавлем; наклонишься, бывало, - внизу тьма и сыростью пахнет, я теперь прямо как в Америке, там у фермеров тоже такие помпы! Пойти бы с ведерком в хлев, напоить скотину, чтобы коровы зафыркали, чтоб заблестели у них влажные ноздри... Юрай смачивает замусоленный платок и вытирает лоб, лицо, руки, затылок. А-ах, как приятно холодит! Гордубал выжимает платок и смотрит, где бы его повесить. Но нет, мы еще не дома, и он сует мокрый платок в карман.

- Это твой отец, Гафья, - слышит Гордубал, и Полана подталкивает к нему одиннадцатилетнюю девочку, - у той испуганные голубые глаза.

- Вот какая ты, Гафья? - смущенно бормочет Гордубал (вот уж, право! Такому большому ребенку и тэдди-бэр!) и хочет погладить ее по голове.

Только одним пальцем, Гафья!

Но девочка уклоняется и жмется к матери, не спуская глаз с незнакомца.

- Да поздоровайся же, Гафья, - говорит Полана строго и шлепает девочку по спине.

- Ну, оставь ее, Полана, что худого в том, коли ребенок оробел?

- День добрый! - шепчет Гафья и отворачивается.

Юраю вдруг становится не по себе, слезы застилают глаза, облик ребенка дрожит в его глазах и расплывается. "Ну, ну, что же это - э, ничего, пройдет!

Все потому, что уж сколько лет я не слышал этих слов "день добрый".

- Пойди сюда, Гафья, - суетится Гордубал, погляди, что я тебе привез.

- Иди, глупая, - подталкивает девочку Полана.

Гордубал склоняется над чемоданом. Матерь божья, как все измялось в дороге! Куда же запропастился электрический фонарик? Вот Гафья удивится.

- Смотри, Гафья, нажмешь тут кнопку, и ок светит. Да что же это такое, не хочет светить! - Гордубал нажимает кнопку, вертит фонарик со всех сторон и хмурится.

- Что такое с ним сделалось? Ага, наверно, батарейка высохла. На пароходе было такое пекло! Знаешь, нижняя палуба?.. Он светил, Гафья! Светил ярко, как солнышко. Постой, я дам тебе картинки, поглядишь.

Гордубал вынимает газетные и журнальные листы, которыми переложена одежда.

- Иди сюда, Гафья, посмотри, вот она - Америка.

Девочка смущенно мнется и оглядывается на мать.

Подана сухо и строго кивает: "Иди!" Гафья робко, неохотно подвигается к этому чужому, долговязому человеку. Эх, выскочить бы стрелой за дверь и бежать, бежать без оглядки, к Марийке, к Жофке, к девчонкам, что там, за гумном, пеленают в одеяльце маленького смешного щенка...

- Погляди, Гафья, Какие дамы! А тут, гляди-ка, дерутся, а? Это футбол, игра такая в Америке, понимаешь? А вот эти высокие дома...

Гафья уже касается его плечиком и робко шепчет:

- А там что?

Гордубала охватывает радостное умиление - ну вот, ребенок уже привыкает.

- Это... это Felix the Cat 1.

- Да ведь это киска, - протестует Гафья.

- Ха-ха, конечно, киска! Ты умница, Гафья! Ну да, это такой... американский кот, олл-райт 2.

- А что он делает?

- Он... он лижет tin 3, понимаешь? жестянку от консервов. Это эдвертисмент 4 консервов, вот что.

- А тут что написано?

- Это... это по-американски, Гафья; ты не поймешь. А вот гляди, пароходы, - поспешно меняет тему Гордубал, - на таком и я плыл.