Эйстейн Лённ - Обязательные ритуалы Марен Грипе

Доктор улыбнулся: «Тебе лучше?»

— Да, — сказала она. — Это лекарство действует?

— Сомневаюсь. Оно начнет действовать минут через двадцать. Хорошее лекарство. Хочешь спать?

— Немного дергает глаз, — пояснила она. — Весь день. Когда я проснулась, дергало правый глаз.

— Снова нервничаешь? — спросил доктор.

— Нервничаю?

— Ну, да, потому что ты здесь.

Она подняла руки к подбородку, но передумала и опустила на бедра.

— Это коровы мычат?

— Да, — отвечал он. — Как раз сейчас стала пасутся на верхних пастбищах, а потом их повезут на убой.

— Сегодня?

— Может, да.

— Мимо больницы?

— Не думаю. Бойня находится у реки, — сказал он и показал на восток.

— У парома?

Он оторвал перо от бумаги, на которой записывал результаты обследования.

— Ты была там?

— Один раз мы пытались на лодке пройти вверх по реке, но течение такое сильное, мы не могли пробиться. Вот уж не ожидала, что у вас так в городе…

— Извини. Не понимаю тебя.

Марен Грипе показала пальцем в сторону окна.

— Совсем не ожидала. Я часто бываю в городе, но никогда не поднималась выше церкви.

— Не разрешали тебе?

— Кто может мне не разрешать?

— Не знаю, — сказал доктор. — Многие из ваших краев не имеют права подниматься сюда. Они знают, что должны держаться причалов.

— Мы знаем всех там, понимаешь.

— Всех?

— Почти.

Он оторвался от своих записей и покосился на нее. Долго рассматривал перо и, наконец, выдернул его. Свет от окна дал Марен возможность увидеть, как Халлум положил перо на бумагу и стал соскребать засохшие чернила. Потом он снова рассматривал перо, словно раздумывая, что с ним делать. А когда случайно взглянул на Марен, смутился. На дубовом столе, выкрашенном в коричневый цвет, лежали стопки книг и папок. Он посмотрел на свои пальцы как бы со стороны, будто они были не его.

— Дай мне, — сказала она.

Доктор протянул ей перо на бумаге. Она свернула бумагу конвертиком и выбросила все в корзину. Он наблюдал за каждым ее движением, как она заворачивала перо, успев заметить, как блестят ее каштановые волосы в лучах солнца, проникающих через окно, заметил руки с тонкими пальцами, плечи и длинную шею. Она двигалась медленно, и доктор ощутил необычную тишину вокруг нее, потом он признался самому себе, что только и ждал того момента, когда она начнет двигаться. Он ожидал, что она пойдет по гладко выскобленному полу к окну или сядет на стул у письменного стола и улыбнется ему. Он знал, что она уловила его желание и снова посмотрел на нее, медленно поднес руку к губам, закрыл крышкой чернильницу, почистил новое перо о чернильную подушечку и сказал:

— Это часто так? Я имею в виду, мужчины…?

— Да, — прервала его Марен Грипе.

— Они надоели тебе?

— Не знаю. Не думаю, но откровенно говоря, не знаю. Иногда в тягость.

— Ты не знаешь? Правда?

— Да, — сказала она и кивнула в сторону окна. Снизу, из вестибюля доносилось постукивание серых тележек, но во всем доме установилась такая тишина, что отчетливо слышались вздохи уборщицы, а с улицы — гулкие шаги прохожих; две женщины громко переговаривались, пересекая улицу возле школы.

— Ты хочешь бежать отсюда? — сказал доктор.

— Да, — сказала она.

— Сегодня?

— Возможно.

— Но я могу помешать этому.

— Нет.

— Ты всегда знаешь, чего ты хочешь?

— Почти всегда.

— Не можешь подождать несколько дней? — сказал доктор. — Ты почувствуешь себя лучше, если останешься здесь на несколько дней.

— Могу?

— Естественно, можешь.

— Почему ты предлагаешь мне?

— С тобой все в порядке. А то, чего тебе не хватает, никакой врач дать не сможет. Я могу помочь тебе, если ты останешься здесь на несколько дней.

— Ты хочешь изменить что-то?

— Нет, — сказал врач. — Не знаю, почему, но верю, что тебе будет неплохо… А быть может, мне просто хочется, чтобы ты здесь осталась.

Марен Грипе прислонилась к спинке стула и почувствовала себя удивительно спокойной, даже дышать стало легче.

— Ты все здесь делаешь сам? — сказала она и прибавила: — Здесь, в больнице? Когда я смотрю, как ты сидишь за своим письменным столом, так думаю, что ты живешь здесь. Никогда не выходишь.

В уголках глаз доктора собирались морщинки, а когда он наклонял голову налево, она видела на шее шрам. Он пытался скрыть его, прикрывая шелковым шарфиком, но когда он наклонял голову, шарфик соскальзывал с шеи и обнажал шрам. Он работал слишком много, и при ярком дневном свете хорошо были видны мешки под глазами, а когда он пытался не слышать крики больных, пальцы, сжимавшие ручку, дрожали. Он обмакнул перо в чернильницу, провел по краю, чтобы убрать лишние чернила и стал медленно писать в журнале.

— Ну, так как? — сказал он, продолжая писать. Он видел, что она улыбнулась, и ему это понравилось. — По крайней мере, ты не боишься меня.

— Нет, — сказала Марен Грипе.

— Ты знаешь, почему?

Марен Грипе посмотрела на шелковый шарф. Увидела шею и шарф, кадык, двигающийся вверх и вниз, когда он говорил, увидела в свете окна, что он моложе, чем вначале ей показалось, и она сразу успокоилась, как когда пила женевер. Она знала, что не должна этого делать, но все же выпрямилась, отвела плечи назад, как можно дальше, и ей нравилось, что доктор смотрел на нее.

— Можешь себе на минутку представить другого мужчину на месте Тюбрин Бекка? Можешь, как ты думаешь?

— А кто это мог бы быть?

— Я просто хочу знать.

Марен подумала, бром лучше женевера. Лучше, потому что она чувствовала себя уверенней. Она видела, как доктор повернулся на стуле, вытер перо о чернильную подушечку, посмотрел на кончики пальцев, которые были синими, а ногти на правой руке — черными.

— Все еще надеешься увидеться с ним? — спросил доктор. — Все еще надеешься встретиться с Лео Тюбрин Бекком?

— Парк там? — спросила она и кивнула в сторону деревьев за окном.

— Да, — улыбнулся он. — Я же сказал тебе: это парк, богатый человек пожертвовал часть своего имущества на закладку этого парка. Никогда не видела парков? После работы, по дороге домой, я обычно сижу там на скамеечке.

Он указал на одну скамейку под липой.

— Могу я выйти? Могу я выйти без всякого надзора?

— Естественно, можешь.

— Даже сейчас?

— Само собой разумеется. Если ты так хочешь.

— Можно, я пойду к морю?

— Тебе хочется видеть море, так? Может, ты должна видеть море? — сказал доктор. — Знаю, знаю, кто живет на островах, всегда тоскует по морю.

— Да, — отвечала она. — У моря я чувствую себя лучше.

На следующий день, в два часа дня, они вместе покинули больницу. Всегда уступчивый доктор Халлум на этот раз настоял на том, чтобы они не сразу спустились к пристани, а побродили немного по городу, прежде чем рейсовый катер отвезет Марен назад, на ее остров. Он так захотел, доктор Халлум, который впервые встретился не в теории, а на практике с явлением, именуемом в энциклопедиях «внезапным проявлением любви». Ирония судьбы!