Генри Джеймс - Европейцы

- У меня сердце радуется, когда вы ее хвалите! - вскричал Феликс.

- У нее очень своеобразный характер, - сказал мистер Уэнтуорт.

- И это тоже похвала! - подхватил Феликс. - Я понимаю, я совсем не тот муж, о каком вы для нее мечтали. У меня нет ни состояния, ни положения в обществе. Я не могу предоставить ей достойное ее место в свете. Место в свете, где она могла бы проявить свои таланты, - вот что ей нужно.

- Место, где она могла бы выполнить свой долг! - заметил мистер Уэнтуорт.

- Ах, как прекрасно она его выполняет... свой долг. Как глубоко она его сознает! - воскликнул с сияющим лицом Феликс. - Но что-что, а для этого, дорогой дядя, у нее будут все возможности. - Мистер Уэнтуорт и Шарлотта смотрели на него с таким видом, будто перед ними петляла борзая. Конечно, со мной она зароет свои таланты в землю, они так и останутся под спудом, - продолжал Феликс. - Увы, я и есть этот спуд. Знаю, что я вам более или менее по сердцу, вы не раз давали мне это понять; но вы считаете, что я легкомысленный, что у меня нет ни гроша за душой и что я вел себя весьма неприглядно. Вы правы, правы, тысячу раз правы. Кем я только не был - скрипачом, художником, актером... и все же: во-первых, думаю, вы преувеличиваете, вы приписываете мне то, что на самом деле мне не свойственно. Да, я богема, но в кругу богемы я всегда слыл джентльменом; мне жаль, что здесь нет моих старых camarades [товарищей (фр.)], они бы вам подтвердили. Я любил свободу, не спорю, но никогда не употреблял ее во зло. В смертных грехах я неповинен; я не посягал ни на имущество ближнего, ни на его жену (*24). Так что, видите, дорогой дядя, как обстоит дело. - Не видеть мистер Уэнтуорт не мог, его холодные голубые глаза смотрели очень пристально. - Ну и, кроме того, c'est fini! [с этим покончено (фр.)] Все это позади. Je me range [я остепенился (фр.)]. Взялся за ум. Как оказалось, я могу заработать на жизнь - и весьма сносную странствуя по свету и рисуя плохие портреты. Спору нет, профессия не слишком завидная, но вполне почтенная. Этого вы ведь не станете отрицать. О чем бишь я... так вот, я сказал: странствуя по свету. Этого я тоже не стану отрицать; боюсь, таков уж мой удел - странствовать в поисках приятных моделей. Под приятными я разумею тех, кто падок слегка на лесть и готов расщедриться. Гертруда утверждает, что охотно будет сопровождать меня в моих странствиях и занимать во время сеансов мои модели. Ей это даже представляется заманчивым; и уж раз об этом зашла речь, то, в-третьих, я Гертруде нравлюсь. Вы только вызовите ее на разговор, и она сама вам это скажет.

Язык Феликса явно двигался слишком быстро, и воображение слушателей за ним не поспевало; от потоков его красноречия, как от раскачивающейся в водах глубокого спокойного озера лодки, расходились круги молчания. Но и тогда, когда сам Феликс тоже замолкал и сидел в ожидании ответа, устремляя глаза то на отца, то на дочь, он все равно как бы продолжал говорить, убеждать и своей сияющей нетерпением улыбкой, и взлетом бровей, и выразительным ртом.

- Нет, дело не в том, что у вас нет средств, - сказал, прерывая долгое суровое безмолвие мистер Уэнтуорт.

- Как чудесно это слышать от вас! Но ведь и не в том, что у меня нет характера - потому что характер у меня есть: не скала, конечно, а какой-то осколочек, но на него вполне можно положиться.

- Папа, мне кажется, надо сказать Феликсу, что все дело в мистере Брэнде, - проговорила с бесконечной мягкостью в голосе Шарлотта.

- Нет, не только в мистере Брэнде, - заявил мистер Уэнтуорт внушительно. Он долго, глядя на свое колено, молчал. - Мне трудно это объяснить. - Очевидно, ему очень хотелось быть справедливым. - Все дело, как говорит мистер Брэнд, в нравственных основаниях, в том, хорошо ли это для Гертруды.

- Что может быть лучше? Что может быть лучше, дорогой дядя? - убеждал Феликс и как бы для большей убедительности встал и подошел к мистеру Уэнтуорту. Дядя его, который сидел, глядя все так же на свое колено, когда Феликс поднялся с места, перевел взгляд на ручку находившейся напротив него двери. - Что может быть лучше для девушки, чем выйти замуж за человека, которого она любит! - воскликнул Феликс.

Мистер Уэнтуорт увидел, что ручка двери повернулась и дверь приотворилась; она так и оставалась приотворенной, пока Феликс не изрек до конца сию отрадную истину. Однако, как только он договорил, дверь распахнулась, на пороге стояла Гертруда. Она казалась очень взволнованной, что-то сверкало во взоре ее милых, без блеска глаз. Она медленно, но с решительным видом вошла в комнату и, мягко прикрыв за собой дверь, обвела их всех взглядом. Феликс устремился к ней и предложил ей с нежной учтивостью руку; Шарлотта потеснилась, предоставляя ей место на диване. Но Гертруда заложила руки за спину и в сторону дивана даже не поглядела.

- Мы говорим о вас! - сказал Феликс.

- Я знаю, - ответила она. - Потому я и пришла. - И она обратила глаза на отца, который, в свою очередь, смотрел на нее очень пристально. Во взгляде его холодных голубых глаз светилось подобие просьбы, призыва образумиться.

- Хорошо, что ты здесь, - сказал он. - Мы как раз решаем твою судьбу.

- Зачем вам этим заниматься, - сказала Гертруда, - предоставьте это мне!

- Иными словами - мне! - воскликнул Феликс.

- Я предоставляю конечное решение воле более мудрой, чем наша, проговорил старый джентльмен.

Феликс провел рукой по лбу.

- Но, en attendant [ожидая (фр.)] решения мудрой воли, должен сказать, что у вашего отца нет доверия.

- Ты не доверяешь Феликсу? - нахмурилась Гертруда.

Отец и сестра впервые видели ее такой. Шарлотта, встав с дивана, подошла к ней, как бы желая ее обнять, но, устрашившись, так и не рискнула.

Мистер Уэнтуорт был, однако, неустрашим.

- У меня больше доверия к Феликсу, чем к тебе.

- Ты никогда мне не доверял, никогда! Не знаю почему.

- Сестра, сестра! - прошептала Шарлотта.

- Ты всегда нуждалась в руководстве, - заявил мистер Уэнтуорт. - У тебя трудный характер.

- Почему вы называете его трудным? Он мог бы быть легким, если бы вы этому не препятствовали. Вы не давали мне быть самой собой. Не понимаю, чего вы от меня хотели. И хуже всех был мистер Брэнд.

Шарлотта рискнула наконец прикоснуться к сестре. Она положила ей обе руки на плечо.

- Он так тебя любит, - сказала она почти шепотом.

Гертруда несколько секунд внимательно на нее смотрела, потом поцеловала.

- Нет, - сказала она. - Он меня не любит.

- Я никогда не видел тебя такой разгоряченной, - заметил мистер Уэнтуорт, чье негодование, если бы не его высокие принципы, было бы очень велико.

- Раз, по-твоему, я виновата, прости, мне жаль, - сказала Гертруда.

- Ты виновата, но не думаю, что тебе в самом деле жаль.

- Ей правда жаль, папа, - сказала Шарлотта.

- Я пошел бы даже еще дальше, дорогой дядя, - сказал Феликс, - позволил бы себе усомниться в том, что она виновата. Чем она перед вами виновата?