Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]

— Стив! — позвал он, пересекая дорогу. — Это ж несправедливо. Я хочу сказать, что ты несправедливо… — Но Стив бросился бежать. Дейв пошел быстрее, потом почти побежал и стал настигать Стива. Его охватила ярость. — Стив! — крикнул он и бросился к сыну. Ему хотелось схватить Стива и надавать ему тумаков, хотя толком он и не знал за что. Задыхаясь от бега, он нагнал Стива и уже схватил было за плечо. Обернувшись, Стив при свете уличного фонаря увидел лицо отца и в глазах его отразился ужас; он вильнул в сторону, добежал до дому и с криком: «Мама-а!» влетел в дверь.

— Сыночек, дитя! — залепетала она, выбегая из кухни.

Когда Дейв увидел, как она обхватила Стива, прикрывая его своим телом от возможных ударов, приступ ярости испарился и он понял, что ведет себя глупо. Он прошел мимо них на кухню.

— Что случилось? — спросила она, волнуясь. — Вы что, оба с ума спятили? Что ты натворил, Стив?

— Ничего, — сказал он угрюмо.

— Тебя обидел отец?

— Мы нашли парня, а у него была моя кепка, и он позволил отцу этого парня отобрать ее у нас.

— Нет, нет, — запротестовал Дейв. — Никто нас не заставлял. Этот адвокат ничего против нас не имел. — Дейв почувствовал усталость, лицо его горело. Он рассказал о случившемся и потом медленно достал из бумажника две десятидолларовые бумажки, бросил их на стол и виновато посмотрел на жену.

Его задело, что жена не взяла со стола деньги и даже не высказала упрека.

— Это большие деньги, сынок, — медленно произнесла она. — Твой отец старался сделать так, как считал правильным; все уладится, и ты поймешь. — Она утешала Стива, но Дейв понимал: она утешала и его, и ему стало стыдно.

Она увела Стива в спальню, и Дейв остался на кухне один. Да, думал он, сын презирает его. Сын впервые увидел, с какой легкостью другой мужчина расправляется с его отцом; сын осудил его и не захотел даже идти с ним по одной стороне улицы. Он посмотрел на деньги — сейчас он ненавидел эти бумажки.

Жена вернулась на кухню, приготовила чай, наговорила ему утешительных слов, а под конец удивилась, как это им удалось получить у адвоката Хадсона двадцать долларов за кепку. Но, слушая жену, Дейв думал лишь об одном — Стив его боится.

Он поднялся к Стиву в спальню. В комнате было темно, и он едва разглядел лежавшего на кровати мальчика. Присев на кровать, Дейв зашептал:

— Понимаешь, сыночек, произошла ошибка. И я знаю почему. Деньги, понимаешь, могут иногда испугать таких людей, как мы. Нет, все не так, — пробормотал он.

Ему стало стыдно за себя, и он замотал головой, словно извиняясь. Нет, так ему не убедить мальчика в том, что он любит его, что ему близки и понятны его огорчения; он просто оправдывает свою неудачу. А виноват топь ко он один. Он сам оттолкнул от себя сына, не заметил, что в жизни Стива деньги не играют такой роли. Ему страшно захотелось доказать Стиву, что теперь они всегда будут вместе. Его рука робко потянулась к плечу Стива.

— Понимаешь, Стив, — горячо заговорил он. — Дело в том, что я даже себе не представлял, как интересно быть на стадионе. Очень хотелось бы поглядеть, как ты играешь за свою команду! Соседские ребятишки говорят, что ты мог бы стать замечательным игроком. Мы можем на те деньги купить перчатку для бросков и рукавицу для ловли мячей. Стив, ты слышишь, Стив? Мы могли б вместе тренироваться: я ловил бы твои мячи и мог бы поработать на вашем поле. Может, я смогу быть твоим тренером и увижу, как ты станешь великим игроком. — В полумраке спальни он заметил, что бледное личико мальчика повернулось в его сторону

Стив, никогда в жизни не слышавший ничего подобного от отца, оробел и удивился. Он понял лишь одно — его отец впервые захотел быть вместе с ним и разделить его надежды и увлечения.

— Я вижу, ты теперь понимаешь, какая это была важная кепка. — И его рука потянулась к руке отца. — Для того дяденьки кепка была… ну, просто такой вещью, которую он мог купить, да, папочка?

Дейв крепко сжал руку сына. Удивительное детское великодушие — цена, которую любой мальчик готов заплатить за восхищение и одобрение своего отца, — вызвало в нем чувство необычного восхищения и восторга.

Однажды вечером в кино Джефф оказался рядом с девушкой. Обнаружив, что она прехорошенькая, он стал за ней исподволь наблюдать. Хотя она даже не поворачивала головы, он был уверен, что она чувствует его взгляд. Когда она поднялась и направилась к выходу, он последовал за ней, и как только она замешкалась, натягивая перчатки, он робко и вежливо заговорил с ней.

Вскоре он уже знал, что ее зовут Джесси, что она служит в магазине дамских шляп и живет с отцом и матерью. Спустя месяц после их знакомства они стояли в коридоре многоквартирного дома, где она жила, и прощались, по обыкновению желая друг другу спокойной ночи. Вплоть до этого вечера у него и мысли не было, что победа может достаться ему очень быстро. Они стояли, прижавшись друг к другу, посмеивались и шептались о чем-то. Потом она перестала смеяться и умолкла, словно ее стала тяготить застенчивость, скрывавшаяся за нежными и ласковыми словами. Вдруг она обхватила его руками, подняла к нему свое лицо и прижалась изо всех сил, словно боясь потерять его и как бы говоря, что отдает ему всю свою любовь.

— Не хочу домой. Пусти меня к себе, побудем немного вместе! — взмолился он.

— Хорошо… если только они спят, — прошептала она.

Когда они открыли дверь и на цыпочках прошли в ее комнату, у Джеффа сильно заколотилось сердце — он не ожидал, что Джесси окажется такой смелой. Но тут послышался кашель ее отца. Напуганные, они замерли на месте, ее рука все крепче сжимала его кисть.

— Не сегодня, — прошептала она. — Они не спят. Лучше уходи поскорее.

— Ну, тогда завтра?

— Может быть… увидим, — ответила она. Нервно прижавшись щекой к его щеке, она почти вытолкала его на улицу.

Пока он брел до Восьмой авеню, нервное напряжение покинуло его. Он чувствовал себя на седьмом небе и размышлял: «Ну и ну, теперь она сделает все, что я захочу. Получилось так легко, как я и хотел», — и его охватило страстное влечение к ней. Он все еще чувствовал теплоту ее тела, слышал ее страстный шепот. Он улыбался, шагая по улице: до этого вечера ему казалось, что его намерения осуществятся совсем не скоро и действовать придется медленно и осторожно. Свет витрин, громыхание подземки и гул автобусов на перекрестке Двадцать третьей улицы приобрели сейчас какое-то особое значение, увеличивая и без того переполнявшую его удивительную нежность. Ему вдруг захотелось облокотиться на стойку бара или усесться за столик, услышать смех людей, еще сильнее почувствовать свое торжество и бурлящую радость, и он заторопился в закусочную, где каждый вечер выпивал чашечку кофе после расставания с Джесси.