Дмитрий Мережковский - Павел. Августин

Так совершилось осенью 31–32 года, должно быть, на большой военной римской дороге, величайшее, после Рождества и Воскресения, в жизни христианского человечества, всерешающее событие. [19] По убедительно точной хронологии Гарнака, одного из глубочайших знатоков первохристианства. — Adolf Harnack. Cronologische Berechnung des «Tags von Damaskus» (In Koeniglich-preussische Akademie der Wissenschaften, Berlin. Sitzungsberichte. Jahrgang 1912, Halbband 2. S. 673–682. Berlin, 1912). S. 673. — Adolf Harnack. Die Chronologie der altchristlichen Litteratur bis Eusebius. 1. Bd. Die Chronologie der Litteratur bis Irenaüs. Leipzig: J. C. Hinrichs, 1897. S. 233.

Слишком огромно, и в жизни самого Павла, это событие, чтобы не удивиться, что, вопреки свидетельству Деяний, он говорит о нем, хотя бы и в немногих, дошедших до нас письмах своих, так мало и в таких, почти всегда темных, как бы случайно и мимоходом роняемых намеках. Но если бы мы поняли, что значит совершенная немота Петрова-Маркова о явлениях Иисуса воскресшего, в древнейшем, подлинном конце II Евангелия (Мк. 16, 8): «Побежали они (Галилейские жены) от гроба; трепет объял их и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись», — если б мы поняли, что это значит, то поняли бы, что значит и немота Павла: может быть, и он почти ничего никому не говорит, «потому что боится».

В письмах его — четыре намека на это, но ясен только один. Первый — в той двусмысленной загадке о видении Воскресшего или о встрече с Живым: «Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего?» Второй — в почти такой же темной загадке: «Если я и знал (когда-нибудь) Христа по плоти, то теперь уже не знаю». Третий, менее загадочный: «Бог… пожелал открыть во мне, apokalypsai en emoi, Сына Своего» (Гал. 1, 15–16). Только ли «в нем», — в действительности внутренней или также во внешней, — остается загадкой. И, наконец, четвертый, единственный, совершенно ясный намек — в перечне «явлений» Воскресшего («явился», «стал видимым», óphske), по точному Павлову счету, шести (точность эта для него существенна: шесть «явлений», — больше не было и не будет, не может быть, до конца времен). Первое из этих шести явлений — одному из «знаменитейших» трех «столпов» Иерусалимской общины, Верховному Апостолу, Петру; последнее — Павлу: «После же всех явился и мне, как некоему извергу (выкидышу, ektrómati), ибо я наименьший из Апостолов и недостоин называться Апостолом» (I Кор. 15, 1–9). Но и тем уже одним, что он включает это последнее, бывшее ему, явление в перечень всех остальных, он ставит между ними знак равенства, как бы говорит: «Я знаю воскресшего Господа не хуже, чем знают они; и если бы даже тех явлений вовсе не было, то и моего одного было бы достаточно, чтобы верить и исповедывать, что Христос умер, погребен и воскрес в третий день, по Писанию».

Нет никакого сомнения, что ни Петр и никто из ближайших к Иисусу учеников, видевших Его, воскресшего, такого знака равенства не поставили бы, не согласились бы признать, что Павлова «явления» достаточно для веры. Кто же прав, они или Павел? Для себя и для Церкви, правы они. Слишком, в самом деле, глубока и очевидна между их явлениями и Павловым неуравнимая ни в опыте, ни в догмате качественная разница, хотя бы уже потому, что здесь происходит та, для нас непостижимая, нашему опыту недоступная, но для опыта первых учеников действительнейшая, черта разделения, которую называют они и назовет вся Церковь «Вознесением», análepsis, «Восшествием» Сына к Отцу. Раз уже, в смерти-воскресении, ушел Иисус из этого мира в тот, из времени — в вечность, и вот как бы снова уходит, дальше, глубже, в иные миры; переступает за новые черты между ними, как между входящими одна в другую концентрическими сферами. Павел как будто не видит или не хочет видеть этой границы; но первые ученики видят ее слишком хорошо и знают или чувствуют, что Воскресший являлся им еще по сю сторону границы, а Павлу — уже по ту. «Я еще не восшел к Отцу Моему», — этого уже не мог бы сказать Иисус Павлу (Ио. 20, 17). К первым ученикам выходит Он из гроба, а к Павлу нисходит с неба; тем является «на третий день», а Павлу, — через сколько лет, мы не знаем с точностью, но не менее как через полтора года; тем «является», ephanárosen (Ио. 21, 1), все еще в свете земного дня или в сумраке ночи земной, а Павлу — в «славе-сиянии» дня, уже незакатного; тем — все еще в теле, хотя уже ином, чем при жизни, но все еще «непрославленном», или еще не такою новою, лучезарнейшей «славой», как «Сын, сидящий одесную Отца», а Павлу — в теле, уже прославленном так. — «Это Я сам. Осяжите Меня и рассмотрите, ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лк. 24, 39), — этого Савл, на пути в Дамаск, не мог бы услышать из уст Воскресшего и если б захотел это услышать, то ничего не увидел бы. Кажется, это он и сам сознает или чувствует, — иначе не сказал бы: «Если я и знал когда-нибудь Христа, по плоти, то теперь уже не знаю».

Все это и значит качественная разница между теми, первыми, явлениями и этим, последним, так же неуравнима для ближайших к Иисусу, учеников, как и для всей Церкви. Их опыт неповторим: никому, никогда, Иисус воскресший уже не явится так, как являлся им. А опыт Павла будет повторяться в опыте всех великих Святых, без качественной разницы; Иисус будет им являться, до последнего явления своего — Второго Пришествия: «Вот Я с вами во все дни, до скончания века» (Мт. 28, 20). Опыт Павла и есть не что иное, как опыт вечного Пришествия — Присутствия Господня, parousia, во времени, в истории.

Качественно — так, но количественно, по силе и глубине «видения-прозрения», прорыва в иную действительность, опыт Павла, первого святого, превосходит опыты всех будущих святых: Савл увидел, на пути в Дамаск, Иисуса воскресшего так, как никто никогда уже не увидит Его, в истории, во времени, до конца времен. В этом смысле явление, бывшее Савлу, — тоже единственное, неповторимое, первое и последнее. В этом же смысле прав и он, по-своему: знает о Воскресшем если не качественно, то количественно, не меньше того, что знают ближайшие к Иисусу, ученики, «столпы» Церкви; знает, может быть, и то, чего уже или еще не знают они.

Опыт Савла есть опыт не только святых, но и грешников. Господом был призван, «избран», «предопределен» не святой Павел, а грешный Савл.

Больше, чем Павел, никто не сделал и не сделает для Церкви. Но вот, как это ни странно, первый, все для него решающий опыт единоличен — внецерковен. [20] Weiss. Paulus und Jesus. 30. Это он и сам сознает и утверждает как новую силу и правду свою, людям Церкви уже тогда, а может быть, и теперь, еще неизвестную: «Когда Бог благоволил открыть во мне Сына Своего… я не стал… советоваться с плотью и кровью (человеческой) и не пошел в Иерусалим, к Апостолам», — к Церкви (Гал. 1, 16–17). К Церкви Павел не идет потому, что узнанное им от самого Иисуса для него больше того, что он мог бы узнать от Церкви; не это от Церкви, а Церковь от этого.