Джон Буньян - ХРИСТИАНА И ЕЕ ДЕТИ

Его тело было предано земле в присутствии народа, оплакивавшего уважаемого и всеми любимого пастыря.

Особенно скорбела паства в Бедфорде...

Жизненное поприще Джона Буньяна соответствовало вещему сновидению в его книге: оно началось в топи Уныния и закончилось торжественным вступлением в вечное Царство славы.

СТРАННИК

Однажды странствуя среди долины дикой, Внезапно был объят я скорбию великой И тяжким бременем подавлен и согбен. Как тот, кто на суде в убийстве уличен. Потупя голову, в тоске ломая руки, Я в воплях изливал души пронзенной муки И горько повторял, метаясь, как больной: «Что делать буду я? что станется со мной?» II И так я, сетуя, в свой дом пришел обратно. Уныние мое всем было непонятно. При детях и жене сначала я был тих И мысли мрачные хотел таить от них: Но скорбь час от часу меня стесняла боле; И сердце наконец раскрыл я поневоле. «О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена! – Сказал я, – ведайте: моя душа полна Тоской и ужасом, мучительное бремя Тягчит меня. Идет! Уж близко, близко время: Наш город пламени и ветрам обречен; Он в угли и золу вдруг будет обращен, И мы погибнем все, коль не успеем вскоре Обресть убежище; а где? о горе, горе!» III Мои домашние в смущение пришли И здравый ум во мне расстроенным почли. Но думали, что ночь и сна покой целебный Охолодят во мне болезни жар враждебный. Я лег, но во всю ночь все плакал и вздыхал И ни на миг очей тяжелых не смыкал. Поутру я один сидел, оставя ложе. Они пришли ко мне; на их вопрос я то же. Что прежде, говорил. Тут ближние мои. Не доверяя мне, за должное почли Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем Меня на правый путь и бранью и презреньем Старались обратить. Но я, не внемля им, Все плакал и вздыхал, унынием тесним. И наконец они от крика утомились И от меня, махнув рукою, отступились, Как от безумного, чья речь и дикий плач Докучны и кому суровый нужен врач. IV Пошел я вновь бродить, уныньем изнывая И взоры вкруг себя со страхом обращая, Как раб, замысливший отчаянный побег. Иль путник, до дождя спешащий на ночлег. Духовный труженик – влача свою веригу, Я встретил юношу, читающего книгу. Он тихо поднял взор – и вопросил меня, О чем, бродя один, так горько плачу я? И я в ответ ему: «Познай мой жребии злобный: Я осужден на смерть и позван в суд загробный – Я вот о чем крушусь: к суду я не готов, И смерть меня страшит». «Коль жребий твой таков, - Он возразил, – И ты так жалок в самом деле, Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?» И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?» Тогда: «Не водишь ли, скажи, чего-нибудь?» - Сказал мне юноша, даль указуя перстом. Я оком стал глядеть болезненно-отверстым, Как от бельма врачом избавленный слепец. «Я вижу некий свет», – сказал я наконец. «Иди ж, – он продолжал, – держись сего ты света; Пусть будет он тебе единственная мета. Пока ты тесных врат спасенья не достиг, Ступай!» – И я бежать пустился в тот же миг. V Побег мой произвел в семье моей тревогу, И дети, и жена кричали мне с порогу, Чтоб воротился я скорее. Крики их На площадь привлекли приятелей моих; Один бранил меня, другой моей супруге Советы подавал, иной жалел о друге, Кто поносил меня, кто на смех подымал, Кто силой воротить соседям предлагал; Иные уж за мной гнались; но я тем боле Спешил перебежать городовое поле, Дабы скорей узреть – оставя те места, Спасенья верный путь и тесные врата.

А. С. ПУШКИН