Дина Рубина - Терновник

– О господи! – вздохнула мать и стала заправлять в машинку очередной белый лист. – Ну, еще какие новости?

– Он дразнится на каждой перемене, что я втрескался в Оксанку Тищенко.

– А ты втрескался?

– Да, – признался мальчик.

– Тогда по морде! – посоветовала мать.

– Я не могу – по морде, – сказал он.

– Почему?

– Морда глазами смотрит…

– А-а… Тогда выкручивайся как знаешь… Н у, все?

– Нет… – Он помялся… – Знаешь, Сашка говорит, что я – еврей, – выговорил он наконец, пристально глядя на мать.

– Да. Ну и что?

– Марина, я не хочу быть евреем… – признался он.

– А кем ты хочешь быть? – хмуро осведомилась она.

– Я хочу быть Ринатом Хизматуллиным. Мы сидим с ним за одной партой, он хороший мальчик.

– Вот что, – сказала мать. – Я тебе про все объясню, только завтра, понял?

– Почему завтра?

– Долгий разговор. Много сил отбирает. Понял? А теперь марш спать!

Он посидел еще тихонько, слушал, как тарахтит машинка, поковырял пальцем дырку в колготках, попросил:

– Марина, займись со мной…

– «Займись мной», – поправила мать машинально, не отрывая взгляда от машинки.

– Займись мной, – послушно повторил он.

– Отстань, – сказала она на той же ноте. И вдруг подняла на него глаза, отложила в сторону лист и тихо сказала: – Ты хочешь, чтобы мы летом поехали к морю?

– Ага! – оживился он.

– Для этого я должна стучать на машинке. Я заработаю деньги; мы летом сядем с тобой на поезд и поедем к морю.

– И наши соломенные шляпы возьмем? – радостно спросил он.

– Возьмем шляпы.

– И ты будешь лежать на пляже, а я буду сыпать тебе на спину песок тонкой струйкой?

– Тонкой струйкой…

– А потом я сяду на твою горячую спину и мы поплывем далеко-далеко?

– Далеко-далеко… – сказала мать и отвернулась к окну.

Мальчик понял, что она плачет, и ушел в комнату, чтобы не мешать.

…Уже засыпая, он опять пришел во двор с отцом, и мать встречала его. Он шел от отца к матери, словно плыл от одного берега к другому. Трудно плыл, как против течения. Мальчик чувствовал, что отец смотрит в спину, а мать смотрит в вихор, выбившийся из-под шапочки. О чем думали эти двое?

За окном сгустилась темень, и не видать было терновника, и не видать было, как шагает в неизвестные дали самостоятельная и отважная буква «Я»…