Ольга Ивасенко - Собаки, кошки и Я

Через некоторое время хозяева овчарки продали дом и уехали.

Казалось бы – ребёнок перенёс сильный стресс, связанный с собакой и должен теперь сильно бояться всё собачье племя. Но, наверное, из-за самоотверженности Рекса, собак я полюбила ещё больше, хотя и не приставала к маме с просьбой о новом щенке. Выход для своей любви нашла интересным способом – через год я пошла в школу, которая находилась в трёх автобусных остановках от моего дома и, возвращаясь из неё, шла не по центральной улице, как мне было приказано, чтобы находиться в гуще детей, а в обход, мимо других частных дворов в такое время суток бывших почти пустынными. Все на работе, в садиках, в школе и только собаки, почти в каждом дворе, провожают меня лаем и поскуливанием. Уже через несколько месяцев я знала всех псов «в лицо», их клички, а тех, у кого клички не удавалось узнать, нарекала сама именами, которые придумывала и на которые они, вот странно, отзывались. Из дома таскала хлеб, из школьной столовой булочки и коржики и подкармливала собак всех мастей, встречающихся мне по дороге.

Собакам, в отличии от других животных, очень важно человеческое внимание. Без еды они обойтись могут долгое время, если их отпустить от голода умирают редко, а вот человек для них, своего рода божество и ради ласки, ради доброго человеческого слова они отдадут, если надо, и свою собачью жизнь. Есть и обиженные псы, которые злятся на человека, их обидевшего, чаще всего, физически. Многие не могут, из-за иерархии, такому человеку отомстить и, в итоге, направляют свою злобу на кого-то другого, стоящего в их стае на ступень ниже их самих. Так и получилось с соседской овчаркой, что я поняла немного позже, наблюдая поведение собак в разных ситуациях и условиях.

Не все собаки встречали меня радостным повизгиванием, были и вот такие, озлобленные, и я, изо дня в день, пыталась растопить их угрюмость и недоверие добрым словом. Почти всегда мне это удавалось, в той или иной степени. Да, от породы тоже зависит собачий характер. Изначально бойцовские породы спокойно переносят физическую боль, но это в схватках с четвероногими. Если же боль доставляют люди, то такая собака, почти не задумываясь, кинется и на человека, вместо того, чтобы убежать – слишком они независимы по натуре. То есть, увеличивая агрессивность, мы и получаем агрессивность на выходе за счёт других, более лояльных качеств в собачьем характере. Бывают исключения, конечно. Соседский питбуль, например, не может сидеть в своём дворе, когда хозяева уезжают – он рвётся на улицу пообщаться с людьми и человеческими детёнышами, которым дозволяется всё. Если ребёнок доставит ему боль, он только тихонько взвизгнет и ещё ниже опустит голову, признавая человеческое превосходство, но с чужими собаками безжалостен и его никто из псов, даже крупнее по габаритам, не трогает – боятся.

Есть и «брехливые», глупые собаки, которых просто не воспитывают, но таких мало.

Взрослые вычислили меня достаточно быстро и, иронично и ласково стали называть «собачья нянька». Вот таким образом я шла домой вместо двадцати минут по два часа, а если мама была во вторую смену и ждала меня из школы, то убегала, иногда, с последнего урока, чтобы подольше побыть с собаками и каждую оделить вниманием. Они мне заменили всех – и уехавшего старшего брата, и друзей, и любовь в семье; им было всё равно какие у меня оценки, и какая на мне бедная одежда, над которой смеялись одноклассники. Собаки меня просто любили. Одно могу сказать – никто меня так больше не любил, как они.

Прошло много лет и давным-давно нет этих псов, но встречая меня на улице, бывшие хозяева собак всё также называют меня «собачьей нянькой», а мой взрослый сын злится, идя рядом со мной потому, что я не могу пройти мимо ни одной собаки, встречающейся на моём пути без того, чтобы автоматически не сказать ей «Привет». Вот такая, почти что собачья Маугли…

Одновременно с Рексом, у нас жили кошка Тишка и её котёнок Топка (почему кошку звали Тихоном, я не знаю).

Через время Тишка пропала, а Топка ещё долго жил во дворе, радуя и пугая мою маму. Объясню: Топка был крысолов. Ну, и мышелов, соответственно. Он их не ел, хотя Тишка, воспитывая своего котёнка, приучала его к ловле, принося куски добычи. Повзрослев, он категорически отказался есть мышей, и вёл почти вегетарианский образ жизни, но добычу, как приучила мама-кошка, приносил исправно. Почти каждое утро, на крыльце лежала тушка крысы или мыши, и моя мама, выбегая на работу, наталкивалась на эти дары, под лозунгом: «От нашего стола – вашему столу» и, довольного Топку, сидящего поодаль. Утреннюю тишину прорезАл женский визг, от которого закладывало уши у всех соседей, и потом, каждый день, в шесть часов утра, меня будили и выставляли на порог с единственной целью – убрать хвостатое, хвастливое доказательство Топкиной любви к хозяйке. Только после того, как я выкидывала мышей и крыс на мусорку и давала отмашку маме, она осторожно приоткрывала дверь, убеждалась, что порожек «чист» и уходила на работу. Я, почёсывая Топку за ухом, или ложилась спать и, благополучно просыпала первый урок, или уже не ложилась вовсе.

Через много лет ушёл из жизни и Топка. Мама больше не заводила животных, так и жила без них, пока я, «сходив» замуж и родив сына, не вернулась домой. Откуда-то приблудилась старая кошка, старая настолько, что у неё были стёрты зубы, и ела она только жидкую пищу. С ней связана интересная история. В то время, рядом с нами появились новые соседи— цыгане. Сначала старенький домик Фёдоровны купили кочевые цыгане, которые натащили целый двор ковров, перин и подушек, и вповалку спали на этом лежбище на земле, разводя костёр в любое время суток. Через непродолжительное время, они снялись всем табором и исчезли. Потом появились несколько цыган, забили посреди вытоптанного двора кол и привязали к нему старого овчара-кобеля со странным именем Ру. Они появлялись раз в неделю, оставляли собаке кучу хлебных огрызков, наливали в плошку воду и снова исчезали.

Ру был из брехливых и злобных псов. Он сидел посреди двора на короткой верёвке, даже не делая попытки сорваться с неё, и гавкал на любой звук в округе. Звуков было много, и пёс заходился в старческом лае, делая перерыв только на короткий сон ночью, чем бесил окружающих соседей. Разговаривать на этот счёт с периодически появляющимися цыганами было изначально бесполезно, и мы все, в летней жаре с открытыми окнами, страдали от неспокойного пса. Нам, в отличии от других соседей, было тяжелее других – времянка, в которой мы жили, прилегала к забору из сетки-рабицы почти вплотную, а в нескольких метрах и сидел овчар, который пытался кидаться на любого из нас, проходящего по собственному двору. Конечно, я предпринимала попытки наладить с ним контакт, но он, услышав звук человеческого голоса, впадал в неконтролируемую ярость, а на бросаемые через забор объедки и кости не обращал внимания. Правда, ночью всё съедал, но днём был неподкупен.