Андрей Белянин - Ночь на хуторе близ Диканьки

– Не выражайтесь матюками, за Христа ради, – тут же попросил Вакула, левой рукой придерживая сползающую старуху, а правой мелко крестясь. – И так же ж на душе погано, а туточки ще вы лаетесь по-иноземному, як немец какой!

– Вообще-то это был французский.

– Та нам у Диканьке всё едино, хто не по-людски говорит, так, стало быть, немец!

– Ладно, отложи ведьму в уголок, всё равно не убежит, а мы с тобой пока церковь осмотрим.

Кузнец пожал широкими плечами, послушно сбросил труп под кустик, подкинул на плечо мешок с инструментом и, лихо заломив шапку, пошёл за верным другом навстречу новым испытаниям. Ежели кто вдруг отчего-то подумал, что Вакула по природе своей был мазохистом, обожающим лезть куда не просят, ловя за это плюхи и тумаки, так оно совсем не так, как кажется.

Просто традиции дружбы на тихой нашей мати Украине извеку почитаемы, и нет на ней уз святее товарищества! Чем в полной мере и пользовался его городской приятель. Тот ещё хитросделанный тип, как вы, наверное, поняли…

Двери в заброшенный храм давным-давно были сорваны с петель и валялись у входа. Изнутри навстречу им прыснули летучие мыши, а из-под ног шмыгнули худые злобные крысы. Не то чтоб так уж и страшно, конечно, но оптимизму оно никому не добавляло, это точно.

– Шо це таке?

– А что? – не понял Николя, как всегда идущий первым, а также традиционно не обращающий внимания на мелочи.

– Лампадка горит. – Вакула ткнул пальцем через плечо друга.

В дальнем углу, у почти чёрного от копоти и грязи алтаря с распятием Христовым, действительно теплился робкий огонёк.

– Храм-то уж сколько лет заброшенный, так хто ж лампадку запалил? Ох, не ладно здесь, паныч. От гуторили же бабы на селе, шо тут нечисть всякая жуткая, а вы – брешут, брешут…

Николя укоризненно обернулся к приятелю, дабы потребовать подробнейших объяснений (когда, где, в какое время, при каких обстоятельствах он говорил «брешут»), но передумал. Просто покачал головой и пошёл прямо на свет лампады, собирая по пути крошечные огарки давно остывших свечей.

Вакула поступил так же, и уже через пару минут вся церковка была освещена двумя десятками свечей, зажжённых от лампадного огонька.

– Ну вот, теперь совсем другое дело! Жить можно!

– Тока чую я, шо недолго…

– Да ты, как мне сдаётся, труса празднуешь?!

– А в ухо?

Как вы понимаете, Вакула не хуже Николя поднаторел в библейском искусстве ответа вопросом на вопрос. Друзья ухмыльнулись друг другу и приступили к осмотру места.

Ведь что ни говори, а мужчины, они в любом возрасте дети. Ежели есть какая тайна или просто какой необъяснимый запрет, без дела никем зазря не возводимый, так ведь непременно сыщется пара ретивых хлопцев с шилом в заднице, что не даёт им сидеть со спокойствием на одном месте, а так и толкает в шею, ровно бес мелкий из-за левого плеча нашёптывает: поди, глянь, вдруг чё интересное, а?!

Да разве ж есть у народа русского и украинского, что, по сути, единое тело и душа, силы противостоять эдакому-то искушению. Вопрос безответный, ибо и так все всё про себя знают, так чего уж теперь…

– Ось бачьте, шо я сыскав! – Вакула толкнул носком смазанного дёгтем сапога серый череп с рожками. – Може, то бес поганый, а може, какое научное латинское прозвание для сей диковинки имеется?

– Бесиус вульгарис, – со знанием дела ответил Николя, приняв профессорскую позу, хотя меж лопаток его пробежал предательский холодок.

Пребывание в роли верхового коня под юной ведьмой не задело особых струн в его душе, разве что добавило ещё один камешек к огород доверия к женщинам. А вот явный череп бесовского существа – это вам не фунт изюму. Хотя одна находка, конечно, ничего не решает, а…

– Та тут их, як полюбовников у дьяконовой кумы! Шо не козак, так мимо ихней хаты не пройдёт, не вытянув по-журавлиному шею, шоб хоть одним глазком подсмотреть в оконце, как там хозяйка какую рубаху на новую переменяет… Ох и добрая баба!

– Ты тоже подсматривал?

– Я-то?! Ни! Упаси господи, та тю на вас! Да ни в одном глазу! Шоб я сдох! Шоб у вас за такие-то мысли… Тьфу, тьфу, тьфу, с нами крестная сила и духовная рать!

– Вакула, не истери.

– Я?! Чого? Та ни в жисть! Шо я, голых баб не бачив?!

– Погоди. – Николя остановил красного, как борщ, друга. – Это уже не просто череп, это более на мумию египетскую похоже.

– А шо це за зверь? Я ж тока про казни египетские у отца Кондрата слыхал, когда ему в притворе чёрта намалював. Ох и мерзкий был чёртяка! А отцу Кондрату з глузду почудилось, шо рожа у нечистого дюже на его свояченицу похожа…

– Но ты, конечно, не с неё писал.

– А с кого же ж?!

Николя остановил эмоциональный всплеск чувств возбуждённого друга и продемонстрировал ему страшное существо, до половины торчащее из кирпичной стены у самой алтарной зоны. Вытянутый череп, собачья морда, козлиные рога и тело трёхлетнего дитяти с лягушачьими лапками. Раз взглянешь, так вовек не забудешь и до старости во сне вздрагивать станешь…

– Може, я на него плюну?

– Зачем?

– Т-так. Уж дюже воно погано, – взмолился кузнец.

Николя пожал плечами и разрешил. На свою голову. Ибо в тот же миг по всему храму словно бы пронёсся холодный порыв ветра, завывая по-волчьи, взметая пыль, заставляя зажмуривать глаза и сжимая самые храбрые сердца ледяной рукой страха…

– Спаси-сохрани, царица небесная-а…

В один момент ожила вся церковь. Наполнилась хохотом, визгом, хрюканьем и (да простит меня интеллигентный читатель) звуком ветров, пускаемых задницами неведомой нечисти. Что-то тяжко загрохотало по крыше, гулко застучало по потолку, подозрительно заскреблось по углам.

Разом погасли все свечи, кроме разве что маленькой лампадки, наоборот вспыхнувшей ещё более ярким оранжевым пламенем. Потом вдруг резко настала такая тишина, что Николя, казалось, слышал, как волосы шевелятся на голове его друга. А потом в дверной проём пополз синий туман, хищными осьминожьими щупальцами скользя по полу, с нехорошим шипением и гадостным запахом заполняя все углы…

– Вакула.

– А-а-а-а!!!

– Ты чего орешь?

– А шо вы мене пугаете?! – едва ли не бабьим фальцетом ответил могучий кузнец, раскатывая по полу длинную железную цепь.

– Что это? Зачем вообще? Это же суеверия махровые.

– Угу, подвиньтеся трохи…

– Да, конечно. – Николя отступил на шаг назад, дабы не мешать другу с оцеплением. – Но, право, я даже изумлён слегка, ты ведь по местным меркам считаешься культурным человеком. Кузнец! Это же, по сути, рабочая кость, цвет нации, сливки общества, центр вселенной, можно сказать. Ты же грамотный! Рисовать умеешь…

– Малювать, – нервно поправил кузнец, не отрываясь от дел.

– …малювать умеешь, церковные службы не пропускаешь, у самого пана головы на хорошем счету. А нервничаешь из-за каких-то природных явлений. Ну дунуло в двери сквозняком, так чего же сразу бледнеть-то?!