Елизавета Чихунова - Там, где я живу

Вокруг – вода. Горячая и обволакивающая, как тусклое пламя свечи.

В глубине дома играет музыка – у кого-то веселье, беспробудное и такое приторное, ненастоящее. Оно пьянящее и захватывающее целиком и полностью. Оно ищет слабого, уставшего человека, который неосторожно попадёт в ловушку.

Он будет кутить дни и ночи. Праздник станет его смыслом жизни и стимулом для движения вперёд. Человек будет делать всё возможное и невозможное, чтобы этот кутёж никогда не заканчивался.

А потом он резко придёт в чувства и поймёт, что он на пределе. Что ещё немного – и он потеряет что-то дорогое, по-настоящему ценное и вечное.

Мучает совесть. Жаль время, безвозвратно ушедшее вместе с доверием. Уж очень часто мутная стоячая вода кажется нам шоколадом.

Изящные морские линии и бирюзовая гладь. Спокойное море, на берегу которого японский сад.

Когда-то он цвёл. Нежные лепестки кружились в воздухе и плавали в солёной воде. Прогуливаясь по аллеям сада, можно было наткнуться на антикварные вазы с изображением львов, гор и редких деревьев. Откуда берутся полубитые вазы в саду – непонятно.

Сейчас осень. Костлявые деревья и потрескавшиеся декоративные мостики. Беседки, опустевшие с приходом холодов, привлекают всё меньше и меньше.

Не многим знаком японский сад в центре города. Его невозможно увидеть с улицы. Только пройдя сквозь бесконечные дворы исторического центра, можно оказаться в этом волшебном месте на самом берегу моря.

Японскому саду больше ста лет. Возраст солиден, и люди его берегут, ухаживают за ним. Его посещают особые гости: культурные городские жители, иностранцы и дипломаты.

Редкие мероприятия, например творческие вечера, проходят именно там. Сад словно оживает от духа богемной публики, устраивающей модные показы и литературные чтения под открытым небом.

Всем сердцем любят японский сад творческие натуры. Чем-то притягателен для них сад с эксклюзивными элементами ландшафта и экстерьера.

Сад действительно вдохновляет. Он пропитан атмосферой начала прошлого века. Стоит только прикрыть глаза, как перед тобой предстают светские дамы с зонтиками, слышен гул прибывающих кораблей и звучат романсы белых офицеров под гитару.

Белёсые колонны, беседки на японский манер, ручей и бамбуковый заборчик. Детали, редкость которых не оставляет равнодушным прохожего. Лёгкий налёт старины придаёт саду свой неповторимый характер.

История красит японский сад. Благодаря ей он выделяется на фоне многочисленных скверов и парков. Его уникальность обязана времени и людям, чтившим историю родины.

Кирпичный дом в историческом центре Владивостока, постройки конца XIX века. Дом, обдуваемый тёплым солёным ветром, живущий вне времени, впитывающий душу его бесконечных владельцев.

В самом начале его пути в нём жила великосветская семья. Белый офицер, мичман Покровский, его жена и красавицы дочери, чьи наряды производили неизгладимое впечатление на различных приёмах. Но с первой волной русской эмиграции сменились и постояльцы. Кирпичный, но такой живой и душевный дом стал коммунальной квартирой. Это, пожалуй, самый неприятный период в его истории.

Потом, уже после расселения коммуналки, дом стал принадлежать государству. В него селили послов, чиновников и даже агентов спецслужб, которые, кстати, сменялись чаще постояльцев коммунальной квартиры. Бесчисленные жильцы, хаотичность бытия и нестабильность разрушали дом.

В конце концов, многострадальный дом признали аварийным, и несколько лет он стоял пустым, ветра его не щадили. Люди обходили стороной потерявший свой былой шарм старый кирпичный дом.

Но однажды на его пороге возник женский силуэт в таком лёгком для холодного октября пальто. Это была его спасительница, Александра Григорьевна, одинокая библиотекарша. Александра Григорьевна выглядела гораздо старше своих лет, но её старую мудрую душу это даже красило, и была под стать своему новому дому.

Её мечтой был этот кирпичный дом в центре родного города. С самого детства она жила со своей бабушкой в типовом блочном доме и только сейчас, будучи уже состоявшимся взрослым человеком, она воплотила свою мечту в реальность: купила на полученное наследство дом в центре Города семи ветров

Она очень долго выхаживала свой дом, поистине родной дом, что жил в её сердце все эти годы. Каждый его сантиметр она любила, лечила и жалела. Кирпичный дом отвечал ей взаимностью, он преображался на глазах, обретая ранее потерянные уют и тепло.

Александру Григорьевну все отчего-то, жалели. Жалели за её женскую несостоятельность, одиночество и просто так. Ей же претила эта постоянная жалость со стороны подруг, соседей, и она решительно оборвала все связи, уволилась из банка и ушла работать в библиотеку.

Книги всегда занимали особое место в её сердце, Александра Григорьевна ими жила, и даже пахло от неё не парфюмом, а книжной бумагой. Её домашняя библиотека вызывала неподдельный восторг, столько ценных экземпляров!

Однако даже любимые книги отошли на второй план, с появлением в её жизни старого дома. Александра Григорьевна изменила его до неузнаваемости: покрасила стены, расставила на подоконниках горшки с цветами и повесила на стены акварельные средиземноморские пейзажи.

Временной барьер с появлением кирпичного дома в жизни Александры Григорьевны как бы стёрся. Она пребывала в лёгкой эйфории, ощущала «бабочек в животе», когда начинала думать о своём доме.

Особенно приятны эти думы в пасмурный, дождливый день, коих во Владивостоке немало. Она могла стоять у окна с чашкой горячего чая с чабрецом и вдыхать, ощущать свой дом.

Люди, что попадали в её дом, менялись на глазах: из уставших и унылых они превращались в умиротворённых и довольных жизнью людей. Что-то гипнотическое было в кирпичном доме и самой Александре Григорьевне.

Настойчивый будильник и покалывающий холод. Мне пора вставать. Ещё один день в мою копилку бесполезно проведённых часов в плену собственных амбиций и ненужных людей.

День начался с выбора одежды. Это мой любимый ритуал перед школой. Люблю красиво одеваться, красиво выглядеть назло себе и другим. Чувствую уверенность в себе и надеюсь на удачное стечение обстоятельств.

В голове – джунгли, а у входа в лицей встречают глаза-убийцы. Кажется, что ещё чуть-чуть – и они съедят меня вместе с одеждой и кожным рюкзаком, боже, ведь так и до несварения недалеко.

Всё, пройдя все витиеватые коридоры, бесконечные арки и лестницы, я оказываюсь у двери своего класса. Как же страшно, хоть разворачивайся и уходи подальше отсюда, в парк, в кофейню, в больницу, куда угодно, но только не сюда.