Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

Я без проблем принёс её из клуба, спел что-то сентиментально-романтичное и отдал гитару Оле, которой вдруг очень захотелось научиться, а сам сел на койку молчаливой Иры и завёл пустопорожний разговор, в котором не важно о чем, а лишь бы слушать голос и прослеживать смену выражений лица и движение глаз.

Не помню в этот, или на следующий вечер мы вышли с ней из общежития – недалеко; до фонаря на столбе между двумя зданиями, и у меня случилось то, что индейцы Северной Америки называют «vision».

Я увидел бескрайне чёрную украинскую ночь; она обступала нас со всех сторон и где-то по краям своим уже гудела осенними холодами.

Единственным светлым пятном, не считая фонаря, было это лицо напротив, и уже улыбающееся, от которого расходились тонкие частые лучики, как бывает, если прижмурился не до конца.

Но я совсем не жмурился, а просто изумлялся до чего красиво оно, это непривычное к улыбками лицо.

А «vision» состояло в том, что всё это я видел как-то со стороны – и даже себя, но посреди плотной темноты, а в самом центре, небывалая, невероятная красота – её лицо.

Словно круг света в обступившей нас тьме. Спасательный круг, что поможет выстоять против гула на дальнем горизонте и посвиста холодных ветров.

( … таких возвышенных выражений у меня, конечно, и в мыслях не было, я просто смотрел на её лицо и всё сильней и сильней влюблялся…)

На следующий день её не оказалось в столовой на обеде.

Вера сказала, что Ира сегодня дежурная – убирает комнату.

Когда я подошёл к зданию обветшалого общежития, она вышла на крылечко со шваброй в руках, в коротком халатике.

( … наиболее широко распространённый способ оценки женской красоты и привлекательности это – замер объёмов.

Знатоки и ценители начинают прикидывать каков объём груди, бёдер. Гурманы учитывают охват талии…

Абсолютное дилетантство. Но что возьмёшь со всех этих разновозрастных недорослей-придурков?

Самая пленительная часть женщины, которой она покорит тебя сразу и навсегда – это её коленки.

Если при взгляде на них у тебя теплеет на сердце, расправляются плечи, углубляется дыхание; знай – это она, ничего красивее уже не будет.

Если же такого не случится, ищи дальше – авось повезёт…)

Увидав её коленки, я сразу понял, что правильно вскидывал лапки и тупил насчёт размера сапогов, потому что на тропе через кукурузные джунгли под синими джинсами были вот эти самые коленки.

Ты, конечно же, уже догадалась, что это была твоя мать.

Таким образом, до твоего рождения оставалось ещё три года.

Срок вполне достаточный для того, чтоб скончались, как минимум, две любви, если верить выкладкам Зигмунда Фрейда.

( … такое вот посягательство на святость догмы.

Разумеется, подобный выпад легко парировать приёмом «терц» – мол, не бывает правил без исключений.

Смотря для кого.

Если б учёный Галилей, роняя шары с пизанской башни, заметил бы, что один, с пометкой «С+И», вдруг начал парить и закладывать фигуры высшего пилотажа, то и закона всемирного тяготения не было бы.

Так что причислить старину Зигги к твердолобым упрямцам-учёным не получается.

Его нужно перевести в другую лигу. Послать в ряды таких прославленный корифеев, как Шарль Перро, Ганс Христиан Андерсен и так далее, вплоть до безымянных творцов Тысячи и одной ночи.

Он там придётся ко двору со своим мальчиком-с-пальчиком «эго», злым великаном «супер-эго», королевским замком «сознание» и непроходимыми дебрями тропических болот и джунглей «подсознание», по канве из которых выплетает он кружевные узоры своей теории.

Возможно ли такое?

Ведь сколько уже поколений были зачаты и, в свою очередь, зачали с благословения его психоанализа!

Природа не терпит пустоты, человек должен чем-то заполнять своё серое вещество, оно же мозг, он же высшая, блядь, материя, по меткому выражению комбата-маразматика одиннадцатого ВСО.

Неоспоримая истина; именно нетерпимость к пустоте и произвела все эти библии-кораны-веды-илиады и веру в домовых.

И, послушные наивной мудрости природы, кончаем пороть чушь – это не педагогично – и приступаем к заполнению трёх лет, пока ты соизволишь появиться на свет…)

В комнате девушек мы уже со всем определились, то есть всем уже стало ясно к кому я прихожу.

Оля охладела к своей идее научиться играть на гитаре, но я гитару так и не унёс. На всякий. Чтобы у меня оставался повод прийти, типа, забыл тут у вас.

Страховка не помешает, когда твоей девушке сообщают: «так он же женатый!»

Я не отрицал, что имею такой факт в биографии, но он уже позади. И она поверила даже не проверив паспорт!

В тот вечер в комнату зашла ещё и молоденькая преподавательница с филфака, наверное, удостовериться – что тут вообще творится.

Потому что кроме меня в комнату зачастил ещё один влюблённый – чех Ян.

Натуральный чех, среднего возраста, приехал в рамках социалистической интеграции, чтоб показать Большевику, который не только село, но ещё и хмелесовхоз, как правильно сушить собранный студентами хмель для получения правильного пива.

Чехи и пиво – близнецы-братья.

Жена Яна осталась с детьми в Чехии, он по ней скучал и, от тоски, влюбился в Олю.

Начал вечерами приходить, о чём-то ей говорить, но о чём – непонятно, потому что по-чешски, а если б не языковый барьер я бы его про 68-й год расспросил.

Один раз в комнате устроили вечеринку, так он вообще в галстуке пришёл, такой цивилизованный. Шампанское принёс и консервы, но не из магазина, потому что консервы оказались покруче, чем даже печень трески.

А магазинную водку он пить отказался. На стакан показывает, морщится и по сердцу себя прихлопывает – мол, у меня несовместимость с этим пойлом.

Но когда пришла преподавательница с контрольным визитом, Яна в комнате не было.

Она смотрит: мы с Ирой хоть и на одной койке сидим, но чинно – каждый у противоположной спинки. Всё пристойненько.

Садитесь, чайку попьём.

А тут в коридоре – трах-тарарах! Ах, ты! Ух, ты! Да, всех вашу!

И дверь комнаты – шарах! – настежь.

А за ней пять-шесть хлопцев в две шеренги в тёмном коридоре.

Преподавалка от стола обернулась:

– Что происходит?!

– А ты хто така?!

Она решила их авторитетом подавить, кричит:

– Девочки! Скажите им кто я!

И все четыре девочки, в один голос, словно с детсада этот стих учили:

– Это препо-давательница!

А в ответ:

– Так пошла она на хуй!!

Да. Плохо мы ещё воспитываем нашу молодёжь. И не только сельскую.

Во время этого монтажа-диалога я, конечно, сообразил, что они по мою душу пришли.

За вечер до этого в общую спальню в клубе прибегала девушка из соседнего общежития сказать, что там местные ребята буянят.

Я, конечно, побежал, а там на первом этаже неразбериха – какая-то девушка плачет, трое местных стоят, напротив них три второкурсника и пререкаются на тему «а ты кто такой»?