Йозеф Вагнер - Царь зверей не лев

Симба, видимо, путал некоторые понятия в английском языке. Когда он хотел выразиться покультурнее, то всегда употреблял все наоборот. Слоны "пьянеют", а я "изволил надраться".

— Почему ты подаешь этот напиток своим? — спросил я.

— Знаете, сэр, тогда еще, в Вэлвис Бей, я убедился, что выпивка — это богиня слез.

Мне доводилось слышать много определений этой "метлы человечества", но тут было нечто новое. Я решил, что это надо запомнить.

В суперотеле было всего две комнаты. Пол глиняный, но в общем чисто. Мы решили остаться на ночлег; потом уже и развернулись все эти события.

Когда мы вышли на улицу, чтобы перенести вещи из "тойоты", вдруг раздалось двухголосое женское хихиканье, а я оказался в женских объятиях. То же самое приключилось и со Зденеком, только на нем повисла другая дама, и ему приходилось еще хуже, чем мне. Дело в том, что по комплекции "его" дама очень успешно конкурировала с прекрасной барменшей. "Моя" была стройненькая, что в подобных случаях оказывается очень важным. Освободиться из ее объятий мне удалось без особого труда.

— Посмотри, какая я красивая, — щебетала она. — Я писать умею. Я буду твоей женой.

— Нет, это не пойдет.

— Почему? — удивилась она. — Я молодая, красивая. Я умею писать.

— У меня уже есть жена.

— Сколько их у тебя?

— Одна.

Глаза ее расширились от неподдельного изумления.

— Такой большой бвана, и только одна жена? Не верю... знаешь что? Заплати Симбе, а я буду твоя вторая жена.

— Почему я должен платить Симбе?

— Потому что я его жена.

Беседа, правда, была более продолжительной, я привожу ее в сокращении.

— Сколько у Симбы жен? — поинтересовался я.

— Одна, — ответила она неохотно. — Но ты ведь большой бвана и богатый.

В дверях стоял Симба. Я представил себе его лицо — в тот момент, когда он сказал, что "любить можно только одну женщину", я начал понимать, что скрывается за маской клоуна...

— Он не хочет платить тебе! — недовольно крикнула его жена.

Симба молчал. Молчал и я. Но мы оба знали, что существует только одно короткое слово, которое ей однажды откроет глаза на то, чего она не понимала в данный момент, и это слово — жизнь. Жизнь, которая даже в этом глухом краю идет вперед...

Судя по отчаянному выражению лица, дела у Зденека были совсем плохи.

— Даже обругать ее как следует не сумел, — жаловался он, когда нам, наконец, удалось избежать опасности. — Если бы я знал суахили...

— Да она все равно не поняла бы, — сказал я задумчиво.

— Даже помочь мне не захотел!..

— Так же, как ты мне тогда, с этой барменшей. Так что мы квиты...

Мы переночевали в машине, в тридцати километрах от незабываемого суперотеля "Симба тату". Главное, что эксперимент с двойной свадьбой не удался...

Во время ночного отлова используются точечные прожекторы — их яркий свет ослепляет животных, они теряют ориентировку и начинают бестолково метаться. Человек, обслуживающий прожектор, должен постоянно удерживать в пучке его света голову животного, чтобы оно не исчезло в темноте.

Ночью мы ловили страусов, некоторые виды антилоп; а на открытых пространствах Кигезии — детенышей бегемотов. Такой отлов грозит многими опасностями, так как сидящий за рулем джипа не видит возникающих на пути препятствий, поэтому часто дело кончается травмами и поломкой машины.

Наиболее сложно отлавливать в условиях ночной охоты бегемотов. Вечером они выходят из рек, озер или болот и отправляются на кормежку, которая часто длится всю ночь, уходя от воды иной раз на несколько километров. Мы ловили их в промежутке от одиннадцати до двух часов ночи, так как именно в это время они удаляются от воды на самое большое расстояние.

Около одиннадцати вечера мы отправлялись с двумя джипами и грузовиком (с клетками в кузове) на равнину около Национального парка в Рувензори. На равнине обычно собираются сотни бегемотов. Достаточно включить свет и ехать вдогонку за первой попавшейся бегемотихой с малышом. Догнать малыша не представляло трудностей, сложно было накинуть на него лассо таким образом, чтобы оно с него не соскальзывало. Дело в том, что форма его тела очень напоминает цилиндр, шея — такой же толщины как голова, да еще плюс ко всему, очень короткая — так что, пятясь и выкручиваясь, детеныш зачастую высвобождался. Поэтому лассальщики завязывали узел побольше и старались захватить в петлю хотя бы переднюю ногу. Как только бегемот оказывался пойманным, мы набирались смелости, выскакивали из машины и старались побыстрее его связать. Люди у прожекторов должны были бдительно следить за обстановкой, так как очень часто из темноты выскакивала мамаша и мчалась спасать своего детеныша. Как только охотники замечали ее, начинали громко кричать, мы все прыгали в одну из машин, а с помощью второй старались отогнать бегемотиху подальше...

В Намибии мы ловили гепардов на живую приманку. Строили сквозную клетку длиной примерно шесть метров, в которой к шесту привязывалась коза или овца, с двух сторон защищенная проволочной сеткой. Гепард, заслышав блеяние, шел на звук и запах и, попав в наш бамбуковый коридор, подходил к клети. Как только все четыре лапы касались ее пола, срабатывало устройство, закрывающее вход. В течение трех экспедиций таким способом нам удалось поймать шестнадцать гепардов и двух леопардов.

Во время визита к мистеру Лики мне было вовсе не до скуки. Меня ожидало множество сюрпризов. Джон Лики, прославившийся во всей округе своей чудаковатостью, так я себе его и представлял... мужчина, сошедший с киноэкрана. Выйдя меня встретить, он тряхнул мне руку как старому приятелю.

— Я покажу тебе свое хозяйство, Джо! — сказал он безо всякого вступления.

На солнце было плюс шестьдесят по Цельсию, и мне, естественно, очень захотелось охлажденной кока-колы, которую Джон как раз наливал в бокалы. Но мне удалось сделать всего лишь пару глотков, потому что Лики в тот же момент забыл о питье и вскочил с плетеного кресла. Я вежливо поставил бокал на стол, и мы отправились на экскурсию.

Джон Лики — сын известного ученого, куратора Найробского музея. Этот ученый, профессор, доктор наук Лики, около озера Танганьика сделал интересное открытие — нашел там ископаемые останки предков человека. У профессора Лики двое сыновей. Один из них по стопам отца пошел в науку, а Джон по окончании гимназии взбунтовался.