Юрий Рыжов - Ignoto Deo [Новая религиозность в культуре и искусстве]

По мнению А.В. Шипилова, процесс глобализации приводит к парадоксальным результатам: внешнее объединение приводит к внутреннему раздроблению. В частности, в высокоразвитом информационном или постиндустриальном обществе наблюдается усиление социальной поляризации, что в обозримом будущем может привести к становлению нового квазисословного слоя. "…В усиливающемся противостоянии на одной стороне располагается класс людей, способных продуцировать информацию и знания, выступающие на современном уровне развития технологии наиболее важным и редким ресурсом, а на другой стороне - класс людей, которые по тем или иным причинам на это не способны. Высшая и низшая страты постиндустриального общества различаются интеллектуальным потенциалом, мотивацией деятельности, системой ценностей; они в гораздо большей степени отчуждены друг от друга, чем основные классы индустриального и аграрного общества, и это взаимное отчуждение будет только нарастать по мере дальнейшего социально-экономического развития" [69] Шипилов А.В. Оппозиция "Мы - Они" в социокультурном развитии. Автореф. дисс. ... д-ра культурологии. Воронеж, 2005. С. 32. .

В свете вышеприведенных высказываний по-иному воспринимается и утверждение М. Эпштейна о том, что информационное общество - это общество возможного, и "по мере развития цивилизации на одну единицу реальности приходится все больше возможностей" [70] Эпштейн М.Н. Философия возможного. СПб., 2001. С. 238. . Действительно, современная цивилизация - это общество возможного, но для большинства людей эти самые возможности так и не станут реальностью. А вот "виртуальной реальностью" - пожалуйста.

Параллельно информатизации общества складывается тенденция виртуализации социальных явлений и процессов. "Человечество существует все больше и больше виртуально. От простых и явных инстинктов, свойств и потребностей, связанных с материальным существованием, человек переходит ко все более и более виртуальной жизни. Человек и общество постепенно движутся от жизни тела к жизни сознания. Общение людей все чаще происходит не на уровне телесном, материальном, а на уровне информационном, виртуальном. Мы все больше удаляемся из мира материального в мир иной, мир созданный, смоделированный. Изобретение письма, книгопечатания, театра, кино и, наконец, компьютерной виртуальной реальности – вехи на пути виртуализации нашей жизни, отхода от реальности данного нам мира и выхода в иные (виртуальные) реальности" [71] Ковалевская Е. Компьютерные виртуальные реальности: философский анализ // Виртуальная реальность в психологии и искусственном интеллекте. М., 1998. С. 294. . В самом деле, вся многотысячелетняя история развития человеческой культуры - это история последовательной виртуализации, о чем говорит и известное определение культуры как "второй природы" (Ф. Шеллинг), указывающее на подмену природной реальности искусственной вселенной образов, ценностей и смыслов. Но нас интересует виртуализация в узком смысле - как специфический феномен трансформации культуры и общества в информационную, постмодернистскую эпоху, при котором происходит замещение реальных вещей и действий их образами и симуляциями. По словам Д.В. Иванова, "в любого рода виртуальной реальности человек имеет дело не с вещью (располагаемым), а с симуляцией (изображаемым). Человек эпохи Модерн, застающий себя в социальной реальности, воспринимает ее всерьез, как естественную данность, в которой приходится жить. Человек эпохи Постмодерн, погруженный в виртуальную реальность, увлеченно "живет" в ней, сознавая ее условность, управляемость ее параметров и возможность выхода из нее. Перспектива того, что отношения между людьми примут форму отношений между образами, и есть перспектива виртуализации общества" [72] Иванов Д.В. Виртуализация общества. Версия 2.0. СПб., 2002. С. 32. .

Следует также заметить, что понятия постмодернизма как такового и виртуализации во многом пересекаются: "Постмодернизм обычно характеризуется как эпоха создания гиперреальности посредством коммуникативных и информационных сетей, делающих образ, изображение, знак, идею более наглядной, осязаемой и реальной, чем то, что в них обозначается или отображается" [73] Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000. С. 85-86. .

Несомненно, виртуализация общества - амбивалентный процесс (впрочем, как и любой другой социокультурный процесс): виртуализация и развитие новых информационных технологий как расширяют возможности современного человека, так и являются средствами воздействия на личность и общество. Мы полагаем, что роль виртуализации в формировании и развитии феномена новой религиозности на современном этапе весьма велика, и в дальнейшем еще вернемся к этому вопросу.

Наконец, завершая данный подраздел, обратим внимание на специфику социокультурных трансформаций в современной России [74] Мы уже говорили о том, что считаем российскую культуру частью западной, поэтому проанализированные нами особенности современной переходной эпохи и тенденции развития культуры во многом применимы и к российскому обществу; тем не менее, любая локальная культура, несомненно, обладает своей спецификой по отношению к остальным составляющим культурной суперсистемы. . Для этого мы обратимся к культурологическим исследованиям М. Эпштейна и И.В. Кондакова, которые, на наш взгляд, вполне адекватно отражают российскую действительность.

Для Эпштейна вся российская культура Нового времени (не говоря уже о современной культуре) по своей сути - постмодернистская. Петровские реформы искусственно насаждались сверху, поэтому воспринимались как подделки и симулякры, реальность стала зыбким понятием, вторичным по отношению к правящим идеям. Поэтому "постмодерное средневековье" XVIII-XIX вв. сменил коммунизм - "постмодерн с модернистским лицом" [75] Эпштейн М. Указ. соч. С. 9. . Используемые Эпштейном постмодернистские стратегии делают возможным новый, неожиданный взгляд на отечественную культуру. Так, "российско-советскому постмодернизму", по мысли автора, присущ ряд особенностей (общих как для советского коммунизма, так и для собственно современного российского постмодернизма): симулятивность, детерминизм и редукционизм, антимодернизм, эклектизм, критика метафизики, утопичность и т.д. [76] Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000. С. 56-75. Симуляция, или создание гиперреальности, на Западе происходит благодаря развитию техносферы (особенно - средств массовой информации), в России же - с помощью идеологии, не искажающей, но создающей новую реальность. Антимодернизм, неприятие индивидуализма, идейный и эстетический эклектизм относятся как к коммунизму, так и к постмодернизму. Наконец, и постмодернизм, и коммунизм предельно утопичны - коммунизм ориентирован на "светлое будущее", постмодернизм - на "вечное настоящее", понимаемое как конец всякой истории. Но западный постмодернизм значительно толерантнее не только коммунизма, но и своего нынешнего российского/ постсоветского собрата [77] В этой связи см. предостережение А.С. Панарина от реализации постмодерна на постсоветском пространстве: "Единое большое пространство - ареал просвещения - сменилось множеством глухих и замкнутых этнополитических пространств, где ставятся эксперименты по реставрации архаики племенного вождизма, религиозной нетерпимости, ксенофобии, тотального попрания прав личности" (Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2002. С. 217.) Постмодерн оборачивается контрмодерном и может привести к обвалу в архаику. .