Александр Генис - Вавилонская башня

Огромные размеры зиккуратов создавали эффектную перспективу — Геродот назвал Вавилон самым красивым городом из всех, какие он видел. Однако эстетическая ценность собственно зиккуратов, с точки зрения современных искусствоведов, сомнительна: « Зиккурат является плодом еще неразвитого архитектурного вкуса. Элементарность архитектурных форм, тяжеловесность и даже грубость пропорций, отсутствие выразительных абрисов и, наконец, примитивная простота в орнаментации и лепке». [124] Namkhai Norbu. Dream Yoga and the Practice of Natural Light. Edited and Introduced by М. Katz. Ithaca, Snow Lion Publ., 1992.

Рассказывая о башне. Библия ясно указывает на мотивы ее строителей: они желали увековечить память о себе — « сделать себе имя». Внутренний драматизм этого эпизода- в том, что люди впервые решились покуситься на прерогативу Бога — память. До этого только Бог мог творить мнемонические знаки. Давая благословение Ною, прадеду царя Нимрода, Яхве скрепил его радугой: « …когда Я наведу облако на землю, то явится радуга (Моя) в облаке; и Я вспомню завет Мой…» (Бытие, 9, 14–15).

Лотман приводит именно этот пример для того, чтобы охарактеризовать бесписьменную внеисторическую культуру. [125] Уайли А. Дзэн-буддизм и его отношение к искусству. Лондон, 1922. Цит. по: Дзэн-буддизм. Бишкек, 1993. С. 479. Действительно, радуга, как всякое повторяющееся явление, не фиксирована во времени. Вписанная в круговорот природы, она втягивает в него и человека. При этом радуга напоминает о завете Богу, а не людям. Увидев ее, они могут быть спокойны за свою судьбу, ибо знают, что Бог их не забыл. Радуга — это не столько память о прошлом событии, сколько гарантия настоящего, залог стабильности.

В противовес радуге Вавилонская башня должна была стать настоящим мемориальным монументом. Ее решили построить « прежде нежели рассеемся по лицу всей земли», значит, она была задумана памятником, отмечающим в жизни людей уникальный, судьбоносный, переломный и неповторимый момент.

Другими словами. Бог наказал строителей Вавилонской башни за то, что они изобрели историю.

Самые древние из дошедших до нас записей показывают, что сперва в Двуречье не существовало даже хронологии — у годов не было номеров, они обозначались просто по каким-либо памятным событиям. Только при Хаммурапи (время возникновения предания о башне) вавилонская монархия приобретает статус первой мировой империи. Для того чтобы объяснить судьбу порабощенных Вавилоном царств и причины их гибели, необходимо было связное описание событий и интерпретация их. Для своего религиозного, нравственного и идеологического обоснования империя нуждалась в истории, на место рождения которой указывают руины Вавилонской башни.

Причины, побудившие строителей начать возведение башни, Библия объясняет яснее, чем обстоятельства, помешавшие его завершить. Обычно толкователи сходятся в том, что Бог наказал людей за спесь, высокомерие, гордыню, за тот общий для всего человеческого племени грех, который евреи называли « chutzpah», а греки — « hubris».

Забыв о своей бренности, люди затеяли дело, несоразмерное отведенному им сроку. Они покусились на чужое, принадлежащее не им, а Богу, время. Строительство « башни до неба» выводило их, с колыбели приговоренных к смерти, за отведенный им горизонт бытия.

Теме близорукой гордыни посвящена хранящаяся в Вене « Вавилонская башня» Питера Брейгеля — лучшая из живописных версии этого популярного у средневековых живописцев сюжета.

Башня Брейгеля напоминает тело в разрезе. В глубине оно окрашено « мясным» красным цветом, но чем ближе к поверхности, тем заметнее проступает мертвенная желтизна. Эта архитектурная вивисекция производит жуткое впечатление: башня еще не достроена, но она уже труп.

Зато жив соразмерный человеку уютный город, занимающий задний план картины. Если он и уместен и разумен, то башня нелепа, даже безумна. Она лишена назначения — это производство ради производства, индустриальная метафора, предвещающая платоновский « Котлован».

С обычной для него энциклопедичностью Брейгель изобразил всю строительную технику своего XVI века. Выписывая множество орудий труда и тысячи работающих ими строителей, он разоблачает дурное разнообразие « 10 000 вещей», лишенных объединяющего принципа.

Чувство обреченности, наполняющее трагизмом « Вавилонскую башню», порождено несоизмеримостью масштабов. Группа с царем Нимродом, расположенная на переднем плане, не сопоставима с занимающей практически все полотно постройкой. Но вместо гордости задело рук человеческих Брейгель подчеркивает тщетность людских усилий: башня недостроена безнадежно.

Снизу, оттуда, где стоит гордый собой Нимрод, это не так очевидно. Упоенный властью, он замечает лишь то, что уже сделано. Но нас, зрителей, художник, ставит в положение того, кто осматривает строительную площадку сверху. И с этой точки зрения нельзя не увидеть, что до конца стройки как до неба. К тому же башня — опять-таки незаметно для строителей — заваливается назад. Ясно, что с каждым новым этажом крен будет все увеличиваться, пока башня не опрокинется, погребя под своими обломками город… И виноват в провале вовсе не Бог, который, как всегда у Брейгеля, ни во что не вмешивается. Не гнев и не ревность мстительного ветхозаветного Господа, а неумолимое и безразличное к человеку время обрекает спесивую вавилонскую затею.

Слово « зиккурат» означает « святая гора». В плоском краю заболоченных равнин они действительно заменяли горы. Так, в сохранившейся надписи царь Ассурбанипал с гордостью говорит о храме Шамашу: « Я воздвиг башни, подобные горам».

Зиккураты строились из сплошной массы кирпичей — никаких внутренних помещений в них не было. Поэтому все таинства вавилонской религии отправлялись снаружи. Встреча людей с Богом должна была происходить на верхнем этаже башни. Рукотворные горы зиккуратов были своего рода мостами, связывающими землю с небом и людей с богами. Поэтому Вавилонскую башню можно трактовать как инструмент насилия над тайной. Самовольно и самодовольно башня вторгается в заповедную зону, пересекая священную границу между людьми и богами. Стремясь достичь неба, вавилоняне оказались чрезмерно прямолинейны в выборе направления.

Их современники египтяне пошли другим путем — не вверх, а вглубь. В отличие от зиккурата пирамида, как пишет искусствовед М.Алпатов, « исполнена тайны, так как в ее внешности не выражено ее внутреннее устройство». [126] Бунин А. Города древних восточных деспотии. Бунин А., Саваренская Т. История градостроительного искусства.: В 2 т. М., 1979. T.I. C.33. Как бы велики ни были египетские пирамиды, они всего лишь футляры для еще более величественной тайны смерти. Не она ли и обеспечила пирамидам ту долговечность, на которую тщетно претендовали строители Вавилонской башни?