Шалва Амонашвили - Рука водящая

— Чудо, настоящее чудо! — прошептал Алексей Александрович.

— Но слушайте дальше. Передо мной стоял трёхлетний мальчик — тот, в кого я с трёхлетнего возраста влюбилась и искала всю жизнь, но искала не ребёнка, а повзрослевшего молодого человека…

Молодая красивая женщина сияла.

— На мальчике были те же короткие штанишки, красная рубашка и туфли, что были тогда на моём возлюбленном… Я обняла его, расцеловала, заплакала от радости… Вопросы, которые у вас возникают, конечно, я задавала ему. Вот каким был наш диалог. Я спросила: «Тебя же не было там, на верхушке дерева, как ты там оказался?» Он ответил: «Я родился на верхушке дерева». «Когда?!» — спрашиваю. «Только что, с восходом солнца двадцатого августа», — говорит он мне. «Тебе же три года, как ты мог сегодня родиться?!» А он говорит: «Я родился трёхлетним». «Откуда ты?! С другой планеты?!» — спрашиваю. А он отвечает: «Не знаю». Спрашиваю: «Зачем ты родился?» Говорит: «Ты же искала меня?» «Я тебя всю жизнь ждала, — говорю, — ты мне нужен взрослым, а не маленьким!» Я разрыдалась…

Молодая красивая женщина разрыдалась и на этот раз.

— И знаете… и знаете, что он мне ответил? Он приласкал меня и сказал: «Не плачь, я к тебе и взрослым приду».

Она успокоилась. Её лицо опять посветлело.

— Я вам всё сказала…

Она улыбнулась Алексею Александровичу улыбкою доверия и встала.

Они вышли из кафе «Космос».

Шли молча.

Расстались на площадке второго этажа, пожелав друг другу спокойной ночи.

Но ночь не стала для Алексея Александровича спокойной.

Он был возбуждён.

Сперва он ходил по комнате взад-вперёд и старался разобраться во всём, что услышал.

Любовь с трёхлетнего возраста! Надо же быть такому!

Он вспомнил детей в автобусе, которые шептались о любви — Машеньку и Лёшеньку.

Потом он лихорадочно бросается к ящику и достаёт тетрадь с записями. «Она была Машенькой… Да, да, Машенькой… Должна быть в тетради какая-нибудь запись о ней».

Раскрывает тетрадь и видит, что страницы пусты.

Было двести страниц с записями. Где записи?

Листает и перелистывает — нет ничего!

Только в середине тетради, только на одной странице обнаруживает свои каракули, но разобраться в них не может.

Эти каракули сгущаются в серое облачко, оно поднимается и входит в него, растворяется в его сознании.

Тетрадь остаётся совсем чистой.

Сознание же будит подсознание и принуждает его быть откровенным.

…Мама приводит его в детский сад.

Помогает переодеться в детский халатик и переобуться в мягкие тапочки.

«Здравствуйте», — говорит маме другая мама.

«Здравствуйте», — отвечает мама.

Девочка, которую привела другая мама, шепчет: «Мама, мама, вот мальчик, которого я люблю, я выйду за него замуж».

Мама отвечает: «Машенька, пока рано тебе замуж выходить».

И она обращается к его маме: «Почему-то нынешние дети очень рано заговорили о любви».

Мамы смеются, целуют своих детей, говорят, чтобы вели себя хорошо, и прощаются.

Дети входят в комнату, где группа трёхлеток.

Воспитательнице пока некогда ими заниматься, она стоит у зеркала.

Машенька приближается к нему, обнимает, целует в щёчку и шепчет ему на ухо: «Мальчик, я тебя люблю».

Другая девочка, которая стоит рядом, видит и слышит всё.

Она бежит к воспитательнице.

«Антоннагоргевна, они целуются и говорят, что любят», — и показывает пальцем в их сторону.

Антоннагоргевна мигом отрывается от зеркала.

«Что?» — гремит она и направляется к влюблённым.

Тянет их за уши.

«Малолетние извращенцы… Больно вам, больно? Повторятся любовные сцены, будет хуже… Чтобы я больше не видела вас вместе!»

В её голосе звучит злоба…

Потом он стоит голый у кровати Машеньки, над головой держит мокрые трусы.

В глазах Машеньки — ужас и сострадание, в его глазах — отчаяние и обречённость.

Машенька прячется под одеялом, плачет и шепчет: «Всё равно я люблю тебя и буду любить»…

…Алексей Александрович открывает глаза.

Вскакивает с дивана.

Сознание его уже не прежнее, а просветлённое.

Он срывается с цепи — мигом выбегает из комнаты и также мигом оказывается на площадке второго этажа.

Кулаками бьёт в дверь.

— Мария-Машенька, — кричит он, — повзрослел твой любимый… Открой двери, Мария-Машенька, это я — Лёшенька… Открой…

В дверях в ночной рубашке стоит молодая красивая женщина, за ней стоит тоже он сам — шестилетний мальчик.

Лёшенька берёт Машеньку на руки и целует, целует.

Радостно рыдает и целует.

Машенька шепчет ему что-то на ухо. Тоже радостно плачет и шепчет.

А мальчик в восторге, прыгает, дёргает их за руки и кричит:

— Пойдём в лес… Встретим восход солнца у каштанового дерева!

— Пойдём! — отзывается Алексей Александрович.

Он несёт Машеньку на руках.

Добрый человек сажает их в машину и мчится по безлюдным улицам, выезжает на шоссе и жмёт на газ — надо успеть до восхода солнца.

— Здесь? — спрашивает и резко тормозит машину.

— Да-да…

Они бегут к каштановому дереву.

Оно ждёт их, соскучилось по ним. Видит, что жизнь светлеет для них, и радуется.

— Помоги мне залезть на дерево, — говорит мальчик Алексею Александровичу.

Тот поднимает его над головой. Мальчик цепляется за нижнюю ветку и лезет выше.

— Осторожно! — предупреждает Алексей Александрович.

— Не лезь высоко! — волнуется Мария.

Но он поднимается всё выше и выше, ползёт уверенно и быстро.

— Осторожно!..

— Дальше не лезь!..

Птички не видят в нём чужака. Они настраивают свои голоса.

И вдруг с ветвей каштанового дерева, с ветвей всех деревьев леса звучит мощный хор — птицы восхваляют солнце. В общем пении выделяется соло — певучим голосом мальчик возвещает:

— Восходит Солнце!

Первый луч Солнца пробивается сквозь ветви и ослепляет глаза стоящим под деревом. Но они смотрят, не моргая, тянут руки к солнцу и впитывают всю щедрость дарительницы жизни.

Потом поднимают головы и смотрят в ветви.

— Лёшенька! Мальчик, где ты?

Но мальчика там уже нет…

Видят, как с кроны старого каштанового дерева взлетает птица и устремляется ввысь.

Но вот и её тоже не стало видно.

Стихи здесь и далее принадлежат Семёну Богуславскому