Сергей Мезин - Дидро и цивилизация России [litres]

В письме к Фальконе 29 декабря 1766 года Дидро писал: «Славьте царя Петра. Я со своей стороны буду славить Екатерину» [466]. Скульптор в свою очередь отвечал философу: «Дорогой друг, славьте Петра Первого и Екатерину Вторую» – в этой фразе уже заложена основа лаконичной надписи на памятнике, подчеркивающей преемственность двух выдающихся реформаторов России. В 1772 году художник специально обратился к Дидро с просьбой составить текст надписи на монументе. Философ предложил свой вариант, в котором перечисленные заслуги – военные и морские победы, расширение территории и заключение мира «на благо народов» – можно отнести как к Петру I, так и к Екатерине II [467]. Будучи в Петербурге, Дидро предложил еще два варианта надписи для монумента: «Petro nomine Primo monumentum consecravit Catharina nomine Secunda» («Петру по имени Первый посвятила памятник Екатерина по имени Вторая»); «Conatu enormi, saxum enorme advexit et subjecit pedibus, herois rediviva virtus» («С колоссальным усилием привезла и положила под ноги огромную скалу, ожившая доблесть героя») [468]. Однако в результате на памятнике оказалась лаконичная надпись, предложенная самим Фальконе и отредактированная императрицей, в которой подчеркивалась связь Петра и Екатерины: «Петру Первому Екатерина Вторая» [469].

Дальнейшие оценки Петру I давались Дидро в контексте концепции цивилизации России. В маленьком отрывке, написанном для первого издания «Истории обеих Индий» (1770), Дидро впервые прямо высказывался о реформах Петра I: «Восторг, с которым воспринимали, с которым должны были воспринимать Петра Великого, приучил Европу к созданию преувеличенного мнения о его империи» [470]. Заметим, что Дидро не отказывал в уважении лично Петру I, в котором видел великого человека, и в этой связи его переписка с Фальконе по поводу монумента не была отступлением от собственных взглядов. Другое дело – Российская империя. Цели и результаты деятельности Петра могли не совпадать. Дж. Годжи верно указывает, что в этой фразе, как и в дальнейших суждениях Дидро звучит критика образов Петра и России, созданных Вольтером. Возможны здесь и другие ассоциации, в частности с основной мыслью книги Ф. Локателли «Московитские письма», опубликованной в середине 1730-х годов [471].

Вопреки общепринятому мнению, замечал Дидро, «хорошие наблюдатели, которые исследуют результаты деяний, без труда разберутся в череде блестящих ошибок [Петра I], оставивших обширные области без законов, без свободы, без богатств, без населения и без промышленности». Как уже отмечалось, именно концентрацию населения, естественным путем зарождающуюся промышленность, накопление богатств, личную свободу и способствующее этому законодательство – все это Дидро считал необходимым для строительства подлинно цивилизованного общества. Петр же, по его мнению, не только не создал этих предпосылок, но разрушил их.

В развернутом виде взгляды Дидро на Россию нашли отражение в «Политических фрагментах» 1772 года (фрагмент XVI «О России»), которые вошли во второе (1774) издание «Истории обеих Индий» Рейналя. Здесь Дидро определенно заявлял, что цивилизация России идет неверным, искусственным путем.

Конечно, Дидро больше интересовало настоящее и будущее России, чем ее прошлое. Тем не менее он понимал, что исходным пунктом развития современной России были реформы Петра I. Поэтому, прежде чем давать Екатерине II конкретные советы, он оценивал знаменитого русского реформатора. Здесь мы имеем дело с самой развернутой оценкой деятельности Петра I, вышедшей из-под пера Дидро. Приведем ее полностью:

Уважение, которое необходимо воздать памяти Петра I, не должно помешать сказать о том, что ему не удалось увидеть в целом благоустроенного государства. Он был рожден гением. Ему внушили любовь к славе. Эта страсть сделала его деятельным, терпеливым, прилежным, неутомимым, способным побеждать трудности, которые природа, невежество, привычка противопоставляли его предприятиям. С этими добродетелями и иностранцами, которых он вызвал к себе, ему удалось создать армию, флот, порт. Он создал множество необходимых регламентов для успеха своих смелых замыслов. Однако, несмотря на славу и титул законодателя, он едва ли издал два или три закона, которые не несли бы отпечатка жестокости. Его не видели поднявшимся до сочетания блаженства своего народа с личным величием. После его великолепных установлений нация продолжала томиться в бедности, в рабстве и угнетении. Он не хотел ничего ослабить в своем деспотизме, а ужесточил его, и оставил своим преемникам ужасную и губительную идею, что подданные – ничто, а монарх – все [472].

Таким образом, Дидро, вновь отдавая должное гению Петра, его личному величию, отказывался видеть в нем законодателя и реформатора, принесшего пользу своему народу. Дидро утверждал, что царь убил в России саму идею свободы. Он не смог полностью вывести Россию из состояния варварства, но лишь испортил ее народ.

Эти взгляды на первого русского реформатора нашли свое развитие в «Записках» для Екатерины II и в позднейших работах «русского цикла».

Дидро вполне сознавал, какое место реформы Петра I занимают в новой истории России. Иногда он отдавал дань панегирической точке зрения и утверждал, что «милостью небес» царь вывел страну из варварства. В известной степени это была для Дидро историческая случайность, проявление особой роли личности. Философ неоднократно ставил Петра I в ряд великих монархов [473]. Однако поскольку русская цивилизация строилась на такой зыбкой основе, как воля царя-деспота, Дидро не исключал возможности возвращения России к варварству. Он считал, что Россия при Петре сделала лишь первые и не всегда верные шаги по пути цивилизации [474].

В «Записках» для Екатерины II мы находим лишь несколько прямых обращений к теме Петра I. Один из отрывков (XXXIX) называется «Речь гения Франции, обращенная к Петру I на границе» [475]. На первый взгляд может показаться, что речь в этом отрывке меньше всего идет о России. В нем перечислены основные пороки французского общества, которые не сумел разглядеть Петр, побывавший в Париже в 1717 году. На самом деле Дидро продолжал разговор о путях цивилизации России. Речь совершенно не случайно обращена к Петру I. Это он создал «новую» Россию, взяв за образец европейские страны. В трудах Вольтера и других авторов Дидро не раз читал о том, что Франция произвела на Петра благоприятное впечатление и многие ее установления послужили образцом для царя-реформатора. Красота «регулярных» парижских площадей, украшенных конными памятниками, пышность Версаля и его садов, военное и механическое искусство французов, научные достижения французских академиков, качество французских товаров, вежливость и обходительность в повседневной жизни, блеск французской аристократии произвели на царя самое благоприятное впечатление. Приглашение французских архитекторов, художников, мастеров, создание ковровой мануфактуры, указ об ассамблеях и открытие Академии наук – все эти действия в большей или меньшей мере были вызваны парижскими впечатлениями Петра [476].