Сергей Мезин - Дидро и цивилизация России [litres]

При этом, как замечает Дидро, Петр разглядел лишь внешнюю сторону французской жизни. Многие ее темные стороны остались для него закрытыми. А главное, он не обратил внимания на основы французской цивилизации: жизнь крестьян, состояние финансов и законов, состояние церкви. Все это, по мнению Дидро, находилось в таком плачевном состоянии, что не заслуживало подражания. Глубинные основы цивилизации, искусство управления государством не привлекли русского царя. Это, с точки зрения Дидро, обесценивает реформы Петра, ибо даже то хорошее, что сумел позаимствовать из Европы царь, не имеет надежной основы и будет недолговечно.

В «Замечаниях на Наказ» Дидро подчеркнуто высказывался против путешествий русских молодых людей за границу в том виде, в котором они практиковались, начиная с петровского времени. Петр I был гением, но и он не сумел усмотреть главного в европейской цивилизации. А те молодые люди, которые по заведенной им традиции ездили учиться в Европу, «занесли в свое отечество много безрассудных идей тех стран, где они побывали, и ничего – из их мудрости; они привезли все пороки и не заимствовали ни одной из добродетелей» [477].

Образ Петра I как царя-законодателя едва ли привлекал Дидро. Об отношении философа к законодательству царя можно судить лишь по тому, что он осуждал многие результаты его политики. Например, ему, борцу со всяческими привилегиями [478], не могла нравиться политика царя в отношении дворянства. С существованием старой знати Дидро еще мирился, но создание нового дворянства представлялось ему недопустимым с точки зрения создания цивилизованного общества: «Если бы я был государем в стране, где дворянство пользуется привилегиями, я был бы очень скуп на пожалование дворянских титулов. Пусть существует старая знать, я оказал бы ей даже почет и поддержку, но я не создавал бы новой знати, и никто на меня не посетовал бы за это» [479]. Как известно, социальная политика Петра имела обратный смысл: царь принижал боярскую аристократию, в которой видел препятствие на пути к абсолютной власти, и вместе с тем создавал «новое», целиком зависимое от монарха дворянство, наделяя его привилегиями и титулами. Дидро же видел в стабильности аристократии, в благосостоянии дворянства в целом возможность предотвратить социальные потрясения и, в частности, дворцовые перевороты [480].

Трудно сказать, насколько глубоко Дидро был знаком с политикой Петра I в отношении духовенства (Вольтер в своей «Истории» отводил этому сюжету важное место). Судя по советам Дидро императрице, по крайней мере два аспекта церковной политики Петра могли вызвать его сочувствие: царь держал духовенство в узде, в состоянии приниженности, он подчинял его деятельность государственным, светским целям, а также использовал его в целях пропаганды реформ: монах, проповедник и драматург часто выступали в петровское время в одном лице [481].

Вслед за Вольтером Дидро одобрял церковную политику Петра I, а также меры Екатерины, направленные на секуляризацию церковных земель и сокращение монашества [482]. По-видимому, именно из «Истории» Вольтера он знал о существовании закона Петра I, ограничивавшего возраст поступления в монахи для мужчин тридцатью годами, а для женщин – пятьюдесятью.

Как уже отмечалось, к числу коренных недостатков русского законодательства Дидро относил отсутствие строгого порядка наследования престола. Он резко осуждал петровский закон о престолонаследии, ставший источником нестабильности власти и дворцовых переворотов. Примечательно, что в случае пресечения династии Дидро советовал передать право избрания монарха законодательной комиссии [483]. Эта идея до некоторой степени перекликается с намерением Петра I передать Сенату право выбора монарха в экстренной ситуации. Впрочем, это намерение зафиксировано в документе, который многие историки считают апокрифом [484]. К тому же между петровским Сенатом и «постоянной комиссией», которую имел в виду Дидро, существовала огромная разница.

Петр I в глазах Дидро – деспот, как, впрочем, и все последующие русские монархи, включая Екатерину II [485]. Для деспотизма философ не находил ни исторических, ни географических оправданий. Абсолютную власть он считал в принципе гибельной для страны и подданных, а в конечном счете и для самих монархов. Главный изъян ее состоит в том, что не соблюдаются принципы свободы и собственности, а значит, нет условий для поступательного развития общества. Даже самый благонамеренный и просвещенный деспот, по мнению Дидро, в конечном счете приносит вред народу: исчезает чувство свободы, привычка действовать самостоятельно. В империях за хорошими государями следует «длинный ряд глупцов или злодеев» [486]. Пример Петра I здесь напрашивался сам собой. В русской истории трудно найти более яркий пример патерналистской политики и пример того, как «исполину» наследует целый ряд ничтожеств.

Как уже отмечалось, Дидро не видел пользы в завоевательной политике России. Образ Петра I как создателя огромной империи не привлекал Дидро ни в малейшей степени.

Любимое детище Петра I – Петербург не произвел на Дидро благоприятного впечатления. В своих беседах с императрицей Дидро не раз поднимал вопрос о переносе столицы из Петербурга в Москву. Екатерина объясняла выбор северной столицы волей Петра I, который не любил Москву, ибо его там не любили. Это соображение Дидро считал преходящим, потерявшим свою актуальность. Развивая идею, сформулированную еще в «Энциклопедии», философ считал Петербург искусственным созданием. Окраинное положение столицы, по его мнению, не может обеспечить нормального функционирования государства: «Столица на окраине империи словно животное, у которого сердце находится на кончике пальца или желудок на кончике большого пальца ноги» [487].

Как видим, Дидро был очень далек от апологии цивилизации России, начатой Петром I, и от восхищения «законодателем России». Неординарность личности преобразователя, начатое им общее сближение России с Европой, политика в отношении церкви и основание учебных заведений – вот, пожалуй, и все, что привлекало Дидро в русском реформаторе. В целом же путь и методы, избранные Петром I, философ считал ошибочными, не ведущими к подлинной цивилизации. Как мы видели, Дидро разрабатывал свою концепцию цивилизации России во многом вопреки реальному опыту ее модернизации в XVIII веке. Вместе с тем его взгляды на Россию не были пессимистическими и могли служить основой как реформаторских проектов, так и исторических построений. Живая мысль Дидро оказала существенное влияние на размышления современников и потомков об исторических путях народов и государств. В России линию Дидро в оценке и критике петровских реформ продолжат А. В. Нарышкин, А. Н. Радищев, М. М. Сперанский, Н. М. Карамзин.