Леонтий Ланник - Русский фронт, 1914 – 1917 годы

Если в начале войны еще встречалось убеждение, что против восточного колосса ведется превентивная, оборонительная по сути война, а общая стратегическая задача Германии — надолго ослабить своих враждебных соседей, 24то после кампании 1915 г. верхушка Кайзеррейха расширила горизонты планирования и приняла на себя миссию конструирования нового облика Восточной Европы. Теперь все чаще в Берлине (но не в Вене) задумывались о дальнейших наступлениях, взятии Киева и Одессы, на котором настаивал, например, влиятельнейший германский магнат и близкий друг кайзера А. Баллин. 25Помыслы военных сосредоточились на разработке такой системы границ на Востоке, которая бы одновременно обеспечивала безопасность жизненно важных для Германии провинций и была относительно сбалансирована. 26Помимо определения границ будущей германской сферы влияния Обер Ост быстро занялся администрированием захваченных областей, что можно воспринимать как широкомасштабный эксперимент в рамках подготовки глобального переустройства Европы, известного под названием концепции Срединной Европы, активно обсуждавшейся не только аннексионистами, но и мыслителями Второго рейха. 27В. Ратенау, который стремился к долгосрочному экономическому стратегированию, в ноябре 1915 г. совершил поездку в западные губернии Российской империи. Он обсуждал с Бетман-Гольвегом и Э. Фалькенгайном возможные пути выхода из войны с Россией и вел активную переписку с Э. Людендорфом, правильно угадывая в нем в будущем наиболее могущественного военного деятеля Германской империи и действительного командира германских армий на Востоке. 28Уже в августе 1915 г. Ратенау в своем письме канцлеру, а затем в меморандуме Людендорфу доказывал, что «антирусских интересов мы не имеем», «Россия — наше поле деятельности в будущем… она нуждается в финансовой мощи, которой для нее уже не будет Франция и не должна ею стать Англия, поэтому мы должны финансировать ее, защитив таким образом от Англии», отсюда делался вывод, обратный надеждам генералитета на Востоке: сепаратный мир должен быть заключен на Западе путем разгрома Франции, 29а в России сепаратный мир невозможен, пока на престоле царь и пока не побеждена ненависть ко всему немецкому. 30Дальнейшая аргументация носила крайне циничный и высокомерный характер, сводясь к идее протектората над подчиненной в финансово-экономическом плане Российской империей. 31

Военные Центральных держав, непосредственно столкнувшиеся с размерами Российской империи, ее сложным этническим обликом, 32глубокой дифференциацией ее регионов по уровню экономического развития, разностью исторических судеб, должны были существенно уточнить свои представления о возможном развитии российско-германских взаимоотношений. Фалькенгайн, который представлял себе куда более «сложную и суровую реальность, нежели это было допустимо в рамках германской военной этики», 33был не готов к однозначной оценке слабости и неустойчивости Российской империи. Глава второго ОХЛ по итогам кампании 1915 г. в ходе острой полемики с дуумвиратом пришел к выводу о том, что «поставить на колени Россию не удастся… или это ничего не решит», тем самым подтверждая свою концепцию о том, что компромиссный мир с Россией выгоднее ее разгрома и расчленения. 34С ним были согласны и офицеры Генштаба, например М. Бауэр, который по опыту Наполеона считал, что все успехи только удлинили коммуникационные линии, но не приблизили победу. 35Военным приходилось отбиваться от досужих пропагандистских домыслов Каппа, утверждавшего, что при теперешнем состоянии дорог и наличии железнодорожного сообщения наступать вглубь России куда легче, чем в наполеоновское время. 36

С течением войны на фоне эмоциональных оценок сложились более взвешенные, аргументированные версии причин русско-германского противостояния, которые, однако, были построены с той же целью, что и карикатурные пропагандистские образы. Неизбежность и закономерность войны между славянским и германским миром все чаще заменялась на непременное соперничество Германии и России по геополитическим причинам. В известной степени, рассматривая возможную долговременную стратегию русских политиков, немецкие аналитики исходили из идей, высказанных «германофилом» А. Вандамом в 1913 г. в его книге «Величайшее из искусств», которая была переиздана уже в Германии в 1916 г. Автор утверждал, что Германия «поздно начала свою жизнь великой державы» и «сразу очутилась в трагическом положении», 37так как геополитически обязана воевать либо с англосаксами, либо с русскими. В Великой войне немцы воевали и с теми, и с другими, что отнюдь не отменяло общего положения о неизбежности войны. Естественно, что если военные аналитики страны-противника высказывают мысль о конфликте с высокой степенью вероятности еще до войны, то вполне возможно лишний раз опровергнуть в глазах собственного народа обвинение в ее начале. Военная элита в ходе войны продемонстрировала большую устойчивость к пропагандистским штампам и различным приемам разжигания межнациональной и религиозной розни, почти не реагируя на призывы расистского или конфессионального 38характера к беспощадной войне. Более того, и русские, и германские офицеры Генштаба задумывались о войнах будущего, в которых великим державам вновь придется столкнуться, при этом русские офицеры полагали, что следующая война будет против ненавидимых союзников — англичан и, безусловно, против союзных же японцев. 39

Огромные потери русской армии, которые позволяли немцам с жалостью смотреть на русских солдат, не осознающих цели войны и потому умирающих бесполезно, были вызваны вовсе не бесчеловечностью младших офицеров или командования и даже не нереальностью поставленных боевых задач. Безусловно, были случаи откровенной безответственности, паники, халатности и равнодушия среди русского генералитета по отношению к простым солдатам, однако огромные потери объяснялись по большей части неготовностью большинства русских высших офицеров к масштабам войны. Они оказались не в состоянии технически правильно применять огромные массы войск, организовывать взаимодействие между ними, налаживать дисциплину в выстроенной иерархии воинских частей (полк-дивизия-корпус-армия). Постоянно жалуясь на нехватку солдат в боевой линии, генералитет, как правило, абсолютно не желал задумываться над оптимальным использованием уже отмобилизованных резервов, поэтому процент не участвующих в боевых действиях солдат в русской армии даже к весне 1917 г. приближался к 50 %, что дает цифру в несколько миллионов человек. 40В германской армии подобного нерасчетливого отношения к войсковым единицам не было, наоборот, эффективность применения даже самых незначительных резервов была на высочайшем уровне, однако заведомо превосходящие силы врага привели еще Фалькенгайна к мысли сломить волю противника к сопротивлению путем нанесения ему огромных потерь. Так как немецкая пехота в силу высоких боевых качеств несла почти всегда меньшие потери, чем противник, то эта мысль выглядела оправданной, однако количество резервов противника оказалось слишком велико, а уровень качественного превосходства немецкой армии с каждым годом снижался, так как Антанта умела учиться на своих ошибках.